А вы бывали когда-нибудь в Андорре?
– Так что вы делали во Франции все это время? – спросил Джим, неторопливо намазывая манговый соус «чатни», такой острый, что от него горели корни волос на голове, на кусок ветчины.
– Наслаждались жизнью в Сэнт-Эмилионе. Это такой маленький городочек на юге Франции, столица виноделия, мы там все объездили, правда, один день потеряли зря: поехали в Андорру, а там, кроме уродливых блочных зданий, внедренных испанским риэлстейтом, ничего и нет, – ответил Майкл, отпивая из стакана красное вино. – Черт меня попутал, хотелось посмотреть на красоты, все-таки Пиренеи, баски…
Они сидели у Джима в доме, в часе езды от Лондона (это была вторая часть их запланированного путешествия), и ели ланч.
– А ты-то бывал когда-нибудь в Андорре? – продолжал Майкл, обращаясь к Джиму.
Тот не спеша откусил от сэндвича, с удовольствием проглотил, они ждали, и только тогда ответил:
– Бывал ли я в Андорре? Много раз, у меня там был дом, – он как-то криво усмехнулся, – кстати, Андорра разрушила мой брак.
– Ну, наверное, не только Андорра виновата, – подала голос жена Майкла, – были и другие причины.
– Конечно, были, но именно Андорра стала конечной точкой. Тогда, двадцать лет назад, мы, как всегда, приехали туда встретить рождество и Новый год и заодно покататься на лыжах. Ширли, ты ведь ее не знала, да? – обратился он к жене Майкла, – была не в лучшем своем настроении…
– А что, она бывала иногда в хорошем настроении? – спросил Майкл, который знал Джима так долго, что мог позволить себе задать подобный вопрос.
– Ну не то что бы в хорошем, но в терпимом, но в то наше последнее рождество все превратилось в кошмар
– За те годы, что я вас знал, у меня создалось впечатление, что ваша жизнь всегда была кошмаром, – опять встрял Майкл. – Я помню, как на вечеринке у вас дома, где был твой начальник и все наши коллеги, она напилась и начала вслух обливать тебя грязью, дескать, и тряпка ты, и неамбициозный, мы все не знали куда деваться, я тогда еще подумал, интересно, сколько ты еще будешь терпеть и…
– Трудно принять решение, когда у тебя трое детей, – не дал ему развить эту тему Джим, – и ты прожил с матерью этих детей почти пятнадцать лет. В тот наш приезд началось с того, что она не захотела поехать со мной встречать рождество с нашими друзьями, которые жили в часе езды от нас, хотя мы договорились заранее, и тогда я сказал, что поеду один и возьму с собой детей. Мальчишек она давать мне не хотела, в конце концов, двух старших я отвоевал, а младшего не смог, она оставила его себе, он, бедный, плакал целый день, так ему хотелось с нами поехать. Честно говоря, я очень расстроился из-за всего этого, но что было делать: не с горы же кидаться?
Жена Майкла посмотрела на него: у него и сейчас был очень расстроенный вид (это через двадцать-то лет!), он даже про сэндвич забыл. И зачем только они набрели на разговор об этой проклятой Андорре!
– Ну вот, – продолжал Джим, – я поехал, а она осталась. Конечно, рождество мне уже было не в рождество, но детям я этого не показывал, старался их развлекать, как мог: днём катались на лыжах, а вечером ужинали с моими друзьями, у них тоже было двое детей, мальчик и девочка, такого же возраста, как и мои, двенадцать и четырнадцать, они хорошо ладили друг с другом.
Он вспомнил про свой сэндвич и откусил, но как-то безразлично.
– Ты какое будешь, белое или красное, – воспользовавшись паузой, спросил его Майкл, указывая на бутылки с вином.
– Пожалуй, белое, сегодня жарко.
– А мне красного, – жена Майкла подняла свой бокал, – я ему верна.
Вино приятно забулькало. Она положила в рот кусок рокфора, отломила горбушку от багета и запила французским вином. Господи, как вкусно!
