Мука мученическая – эти новые туфли на каблуках. И ладно бы еще каблук, но зачем к туфлям платформу-копыто присобачивать? Колодка совсем не гнется, и стопа поутру, когда пришлось их надеть, замерла в недоумении, а к обеду так воспротивилась истязанию, что пришлось мысленно ее уговаривать: потерпи, миленькая, что ж делать, если мода такая… Знать бы имя того женоненавистника, который такую моду придумал, да заказать бы ему анафему! Нет, сам по себе каблук не страшен, с ним все, в общем, понятно: классика, Коко Шанель и тому подобное покушение на идентификацию. Но это копыто, простите! Для чего, зачем? Чтобы модная жизнь слишком сладкой не казалась? Да видала она ее в гробу, эту модную жизнь! Если бы после лекций не надо было к маме за деньгами ехать, лежали бы эти копыта в коробке радостно невостребованными, и все дела…
Да, странная картина получается, если проследить всю цепочку событий. К примеру, начать с того, как мама эти туфли покупала. Сама, без нее.
Так ясно эта процедура в голове всплывает… Вот мама зашла в магазин, вот медленно обтекла взглядом полки с обувью. Конечно же эти, с копытами, ей сразу в глаза бросились. Да еще и продавщица наверняка подсуетилась с рекомендациями «самого что ни на есть авангардно-продвинутого», в смысле «последнего писка». Наверняка мама еще и на себе этот «писк» опробовала. И коварная продавщица тоже наверняка зашлась восторгами, профессионально упрятав наплывшую на лицо ухмылку – уж больно неказисто этот «писк» смотрелся на маминых полных, коротковатых, а с возрастом еще и слегка отечных ногах. Зато как она потом ей эти туфли дарила! Как у нее глаза блестели в ожидании восторженных ахов! Тут уж хочешь не хочешь, а впрямь ахнешь и все желаемое-ожидаемое изобразишь по полной программе. Потом, конечно, ругнешь себя за потворство насилию, и упадет слабенькое ругательство на дно души, маминым удовольствием придавленное…
А впрочем, бог с ним, с упавшим ругательством. Заботу материнскую ценить надо. Она же хорошая дочь, а не эгоистка какая-нибудь. К тому же еще и полная мамина иждивенка, и за мамин счет обучаемая студентка, хоть и проживающая отдельно-самостоятельно. Кстати, на этой отдельности-самостоятельности мама сама и настояла, когда в ее беззаботном иждивенчестве вдруг возник бойфренд Кирюша, и очень уж как-то их сожительство с легкой маминой руки быстро организовалось, она и опомниться не успела. И даже тот факт, что Кирюша с трудоустройством не спешил и удачно в это совместное иждивенчество вписался, маму отнюдь не смутил. Так и заявила: а что, мол, такого, ищет себя парень! Пусть ищет, прокормим! Просто взяла и удвоила сумму еженедельного пособия, аккуратно выдаваемого по вторникам. Щедрого, надо сказать, пособия. Еще и посмеивалась потом с удовольствием, пересказывая старый анекдот: «Передайте Ильичу, нам и это по плечу…»
Ну как в этот очередной вторник она могла новые туфли не надеть, чтобы маме приятное сделать, чтобы хоть как-то уменьшить неловкость за это двойное денежное пособие, пусть и физическими страданиями? Обязана просто была, если уж в модное сожительство с бойфрендом Кириллом так опрометчиво вляпалась. Нет, что ни говори, а странные нынче веяния молодой жизни пошли – чтоб у каждой уважающей себя девицы бойфренд-сожитель имелся… А мама – что? Она для дочери старается, чтоб от веяний, не дай бог, не отстала.
О-о-о… Вот, наконец, и родной подъезд. Еще немного, еще чуть-чуть, лишь подняться на шестой этаж, вдавить палец в кнопку звонка…
– Ты чего так долго? Хоть бы предупредила, что ли… – недовольно пробурчал Кирюша, поворачиваясь к ней голой, невообразимо красивой мускулистой спиной и уходя в глубь квартиры.
