Далеко, так далеко, что не с чем и сравнить, высоко, так высоко, что не видно и вершин, и давно, так давно, что не помнит уж никто, в некотором царстве-государстве жили-были царь с царицей. И была у них единственная дочь. Любили они ее очень, холили и нежили, оттого и назвали Ягодинкой, а царевна и впрямь была хороша, всем удалась: и нравом кротка, и красива, и стройна, и умелая мастерица. Любили ее и все люди, живущие в этом государстве. «Ах, какая у нас царевна, красота ненаглядная», – говорили они ей вслед.
И ходила о ней молва среди добрых людей.
Царевна чудо как хороша. Как пойдет, словно лебедь белая плывет, а как речь то говорит, словно реченька журчит. Добрая девица, не перечливая, всякому взрослому человеку поклонится, для всякого доброе слово найдет, а уж мастерица да рукодельница какая, что ни в сказке сказать ни пером описать.
А Ягодинка взрослела и с каждым днем становилась все краше. Любила она и веселые праздники людские. Жаль только, редко они бывают.
«Но вот уже скоро Масленица и будет, будет взятие снежного городка, и катание на санках, и игра в снежки, и сжигание чучело зимы, и разудалые игры добрых молодцев», – мечтает царевна.
Но в самый канун Масленицы было объявлено, что из соседнего королевства по важным государственным делам к ним прибыл не кто-нибудь, а сам король. И в честь него и праздника завтра состоится и знакомство, и пир и бал.
На глаза Ягодинки навернулись слезы: «У меня и так мало забав. Я так ждала этого праздника, ну хоть немного повеселиться. Но вместо веселья я буду вынуждена весь день слушать разговоры мудрых государственных мужей, которые мне совсем не интересны. Но что поделать, ведь я царевна».
Настало масленичное утро, печальная она прошла в тронный зал: «Ах только бы не расплакаться», – думалось ей.
Объявили: «Его Величество король Константин».
Он вошел в зал и шел по нему легким уверенным шагам, стан его был строен, плечи развернуты, голова горделиво приподнята, волосы вились крупной волной и обрамляли молодое, красивое лицо, глаза были спокойны и говорили о незаурядном уме.
От грусти царевны не осталось и следа. И чем ближе он подходил, тем больше он заинтересовывал Ягодинку.
Его приветствие царю было легко и непринужденно. Он поцеловал руку царицы, затем изящно повернулся поприветствовать царевну.
На мгновение взгляды их встретились.
На ее щечках выступил румянец, она опустила глаза. Он взял ее руку, его пальцы сжали ее чуть сильнее, губы коснулись немного нежнее, он отошел от нее на миг позже, всего на миг, а любовь завладела их сердцами навсегда.
На балу гость пригласил Ягодинку на танец. Они вышли в круг. Их закружил вальс.
«Как странно он на меня смотрит».
«Как нежно и заботливо его рука поддерживает меня».
«Отчего так сладко и тревожно в моем сердце».
«Ах, скорей бы закончился танец, и он отведет от меня свой взгляд».
А музыка все звучала.
«Куда-то исчезают стены, пол, потолок. Ну и пусть исчезают, не это важно, – думала она. – Только бы он не отвел свой взгляд».
А вальс кружил и уносил их все дальше, в чарующие долины любви.
Отзвучали последние аккорды, оркестр смолк, танцующие пары остановились, а они продолжали танцевать под мелодию, которая слышна была только им двоим.
Их волшебный танец прервали аплодисментами приглашенные на бал.
Смутившись, Ягодинка покинула зал. Через короткое время, сославшись на усталость, ушел и Константин.
По окончании государственных переговоров договорились и о свадьбе и назначили ее как положено, на осень.
