Я поплотнее затянула шаль – здесь, в расположенных глубоко под
замком кладовых, всегда было холодно. Оставалось последнее
помещение, и я прошлась вдоль полок, проверяя хранящиеся тут
припасы. Все сходилось, и вместе с сопровождающими меня слугами, мы
стали подниматься наверх.
Эту лестницу, ведущую в подвал, я боялась и не любила: слишком
крутая и длинная, с высокими ступеньками. Придерживая подол платья,
я старалась ступать осторожно – в плохом освещении легко
оступиться, и я всегда опасалась упасть отсюда и свернуть шею.
Однако один раз в месяц я должна была спускаться в кладовые и
проводить ревизию всех запасов замка. Вообще-то это являлось
обязанностью хозяйки дома, но моя мачеха, герцогиня Гертруда
Морельская, мало интересовалась домашними делами, а я была рада
приносить пользу.
Из своего детства я отчетливо помню, как почти все обитатели
замка, - от последней служанки до мачехи с моим сводным братом, -
считали меня приживалкой. Кто-то не стеснялся говорить в лицо,
кто-то шептался за моей спиной. Только отец никогда меня не
упрекал, правда, и слов поддержки я от него не слышала. Наверное,
поэтому мне всегда хотелось доказать всем вокруг, что я имею право
жить в этом доме, мне хотелось делать что-то важное и нужное. И я
постепенно взяла на себя домашние дела: стала следить за слугами,
проверять расходы, решать, что необходимо приобрести. После этого
мачеха изменила свое отношение ко мне. Любить меня она, конечно, не
стала, но ее чуть снисходительная приветливость, пусть и
наигранная, все же была намного лучше. А вслед за хозяйкой и
остальные перестали меня обижать.
Я поднялась на третий этаж замка. В это время дня отца всегда
можно было застать в библиотеке. Она была хороша, считалась одной
из лучших во всем королевстве! Большая светлая зала с книжными
шкафами из красного дерева в два моих роста. Я любила бывать
здесь.
Герцог Альберт, одетый в домашний кафтан из синего бархата,
сидел с книгой в глубоком кресле у незажженного камина. В детстве я
побаивалась отца, он казался мне слишком суровым и холодным. Да и
сейчас я все еще немного робела в его присутствии.
Выглядел отец гораздо моложе своих сорока восьми – волосы
оставались такими же темно-каштановыми как в молодости, без седины,
и морщины у него почти не появились, он был высоким и все еще
красивым мужчиной. Разве что в последние годы отец немного набрал
лишний вес и часто стал пить настой на травах от болей в сердце. Он
никогда не жаловался, но я знала, что эти боли сильно его
тревожат.
Я приблизилась и почтительно остановилась в метре от отца,
ожидая, когда он поднимет на меня взгляд.
- Теодора.
Я склонила голову и стала отчитываться о тратах за этот месяц.
Отец слушал внимательно – ему всегда было важно знать, что
происходит у него в доме. При этом в средствах отец не ограничивал
ни жену, ни сына, ни меня.
- Через неделю в Морель приедут торговцы из Кайпы. Я бы хотела
пригласить их сюда.
- Приглашай, - разрешил он и, махнув рукой, отпустил меня.
Полным именем меня называет только отец, для всех остальных я
Дора. И этому не стоит удивляться. Звучное имя, что выбрала для
меня мама, мне не подходит.
Когда я смотрюсь в зеркало, то вижу там невысокую кареглазую
девушку с симпатичным, но немного простоватым лицом сердечком. Если
против рыжего цвета волос я ничего не имею, то свои веснушки
ненавижу страшно. Под нашим злым, жарким солнцем они у меня
появляются мгновенно и не сводятся ничем. К моему сожалению, ни у
одной уважающей себя аристократки веснушек не бывает! Кожа знатной
девушки должна быть белой и чистой, а не смуглой и в крапинку, как
у меня. Так всем сразу становилось очевидным мое происхождение.
