Софи.
Мне хочется улыбаться. Глупо и широко. А еще снова и снова
вдыхать аромат кориандра, сандала и табака. «Эгоист». Этот запах
впитался в ткань его белоснежной рубашки, за ворот которой я так
упрямо цепляюсь. И в кожу его тоже впитался.
И в меня.
Впитался насквозь.
Я наощупь нахожу грубые губы. Целую. Кусаю.
Нутро плавится от порочных желаний. Нежную кожу лица щиплет от
колкой, грубой щетины.
Да! Да! Это он! Он мой мужчина! Я это инстинктами чувствую!
Какая логика?! Какие доводы здравого смысла?! Пошли они к чертовой
матери, когда есть то самое животное, изнуряющее чувство
внутри.
Чувство жажды по человеку.
И мне его хочется пить голодно, ненасытно.
Его влажный язык проникает в мой рот. Скользит по зубам.
Заставляет губы дрожать.
Его влажный язык…
Стоп…
Его влажный язык…
Слишком влажный.
И на грудь что-то так сильно давит.
Я хмурюсь, стараясь утихомирить жгучее, прожорливое чувство
внизу живота - погоди. Что-то не так.
Поцелуй становится совсем не таким, каким быть обязан у двух,
горящих друг другом, людей.
Я жалобно хмурюсь, ведь мое «сознательное» уже взяло верх над
«бессознательным». Дало сигнал к пробуждению.
– Ба-ани-и-ис! – дую губы, обидевшись на него. Ссаживаю с себя
атакующего щенка.
Но двухмесячный настойчивый бигль со свисающими ушами и неумелым
желанием меня облизать, так просто не намерен сдаваться. До
последнего тянет мокрый длинный язык.
– Ну ты и… Блин, такой сон не дал досмотреть, – ворчливо
переворачиваюсь на другой бок.
А Бани в это время, весело виляя хвостом, перемахивает через
меня и снова принимается признаваться в любви телячьими
ласками.
– Ладно, ладно, – зажмуриваюсь сильнее, – еще пару минут,
хорошо? – Кладу руки под голову, – сейчас мы доцелуемся только…
БЛИН! А который час?!
Подскакиваю на мягкой кровати немного пружиня. Хватаюсь за
телефон.
– Епрст, Банис! – беру щенка на руки, целуя его. – Ты моя
умница! Спасибо, что разбудил!
Настойчивой трели будильника я, как обычно, не слышала.
– Знаю, знаю, с тобой надо погулять, чтобы ты сделал свои
делишки, – тараторю сварливо, натягивая длинное вечернее платье.
Оно еще со вчерашнего дня ждет своего звездного часа, одиноко вися
на дверце гардеробного шкафа. – Но я жутко опаздываю, родной! –
извиняюсь перед своим подопечным. – Я кому-нибудь позвоню. Улю
попрошу с тобой погулять, хорошо? Ты ведь не обидишься, правда?
Наспех сыплю Банису корм. Наливаю в миску свежей воды, вчерашнюю
этот господин пить просто отказывается. Несусь чистить зубы.
Споласкиваю лицо холодной водой и подкрашиваю ресницы.
Вот же растяпа. Умудриться проспать в такой важный день!
Уже в такси пытаюсь уложить волосы, доводя внешний вид до
приемлемого человеческого.
– Где ты была?! Ты что, проспала?! – набрасывается на меня
Ингрид, стоит только переступить порог галереи.
– Ой, мамочки, – прикладываю руку к дребезжащему сердцу. В
галерее рабочие носятся как муравьишки - трудяги. Туда-сюда на
спинах огромные картины таскают. – Эту на южную стену! – отдает
Ингрид указы. – Так, через час уже открываемся, – она придирчиво
глядит на меня. Волосы поправляет. Губы поджимает с долей
справедливого скептицизма. – Соня. Ну Со-оня. Такой важный день.
Твоя первая выставка в родном городе.
– В следующий раз вообще спать не буду ложиться, чтоб не
проспать! – совершенно искренне ее уверяю.
Больше, чем я сама сейчас ругаю себя, не способен никто. Взывать
к моей совести бесполезно - она вообще еще не проснулась.
– Ладно, – заминает девушка тему. – Это все потом. Скажи мне, –
почти насильно мое тело разворачивают к центральной стене. – Я
решила ее в самый центр. Ты не против?
По моей спине растягивается вереница мурашек.
«Она» - это картина. Мой «Поцелуй»
