Я постоял под душем, постепенно понижая температуру падающей на меня воды; когда ощущение холода стало непереносимым, я оставил ручку крана в покое. Затем с удовольствием вытерся.
Этим пасмурным апрельским утром нам с Инной предстояло ехать на свадьбу Марины и Петра; в назначенный час, когда дождь немного поутих, мы выехали. Георгий Петрович, отец Инны, бывший военный летчик, уже был там, на месте.
И вот наконец свадьба.
Здесь было что-то вроде авансцены, причем отнесенной достаточно далеко. Бравые упитанные молодые люди сделали представление о «жизни и деяниях Петра» (в танце); было хорошо. Затем три сестры Льва Ефимовича – отца Марины – спели песню Анны Герман «Один раз в год сады цветут».
Я говорю – упитанные, на самом деле они, пожалуй, были нормальными, это я был чрезмерно худощав.
– Я Лев, но не Толстой, Эренбург, но не Илья. Поэтому запомнить меня легко, – сказал Лев Ефимович, полковник медицины в отставке. Он был довольно худой и несколько согнувшийся.
– Он Лев, а моя фамилия Медведь, так что подружимся, – подхватил отец жениха.
Слово взял тамада.
– А это моя жена. По отчеству Марксовна, а фамилия в девичестве была Старая. Алла Марксовна Старая.
Жена его сидела рядом, неподвижно, и на лице ее было что-то похожее на полуулыбку.
Что касается Льва Ефимовича, то он когда-то давно жил по соседству с Георгием Петровичем, и они дружили; он часто помогал всей семье как врач. Впрочем, Лев Ефимович отлично понимал и в иных вопросах; Валентина Николаевна, покойная мать Инны, когда нужно было разобраться с какой-то проблемой, приходила к ним, и Евгения Моисеевна, жена Льва Ефимовича, говорила:
– Валечка, посиди немножко, сейчас придет Лева.
Вот Лев Ефимович пришел и тотчас же разобрался во всех вопросах: такое-то постановление, такие-то решения – и все стало ясно.
Я тоже обратился к нему, когда у меня возникли проблемы со здоровьем.
Сегодня Лев Ефимович подошел ко мне и спросил:
– Как дела, Сережа?
– Лучше, хотя бывает еще всякое, но уже не то, что было. Вы здорово помогли мне, Лев Ефимович.
– Очень хорошо, великолепно!
К нам подошел Георгий Петрович и сказал:
– Лев Ефимович, ты сделал чудо! А не мог бы ты подсказать? Вот после моего падения на льду пошумливает что-то иногда в голове.
– Прекрасно, замечательно! – кивнув мне, сказал Лев Ефимович, и они с Георгием Петровичем отошли в сторону.
Да, подумал я, замечательно; Алла Марксовна продолжала сидеть со своей непонятной улыбкой. Мне было почти хорошо; сегодня воскресенье, а завтра понедельник, и мне не идти на работу, я отпускник.
Давным-давно, в один из первых мартовских дней, мы с начальником сектора Лыковой шли по коридору, и она радостно говорила, что все будет в порядке, что есть машина для вычисления нужных параметров, и все здесь замечательно, и если я захочу сделать работу – тут она со значением посмотрела на меня, – то сделаем. И мое настроение было прекрасным. Мы пришли в комнату, где располагался сектор, и я стал потихоньку знакомиться с сотрудниками; первым ко мне подошел Батурин. Он был лет на двадцать старше меня, одет в светлый костюм; должность – ведущий инженер, руководитель группы. Он положил руку на серый прямоугольник с клавишами, лежавший на столе.
– Ну вот, вычислительная машина. Знаешь, Сережа, я просто рад, что у нас есть такое вычислительное средство. У нее память двести пятьдесят шесть кубиков, и туда мы помещаем наши программы.
– Отлично, – сказал я.
– Сейчас я покажу тебе одну программу.
И мы стали разбираться; как только я немножко понял, что это такое, Батурин сказал:
– А вот наши сотрудники, – и представил меня Вале и Володе. Мы обрадованно улыбались.
– И вот сейчас к нам подойдет ведущий инженер Горбовский. Мы должны получить от него всю информацию по изделию.
