Пролог.
В квартире сладковато-тухло воняло мусором и пылью. Разбивая темноту, в окна через лёгкие тюлевые занавески падали осколки уличного освещения.
Он пощёлкал выключателем. Безрезультатно.
– Саш, электричества нет, – громко прошептал, оглядываясь.
– Да, подожди ты, сейчас автомат включу, – Фомичёва осторожно открыла скрипнувшую створку щитка на лестничной площадке.
Александра старалась не шуметь, не хотела, чтоб соседи совали нос в её дела. Никого не касается, куда делась троюродная бабка. Мишка хоть и недалёкого ума, зато лишних вопросов задавать не будет. И может пригодиться.
Зажгли свет во всех комнатах.
– Так что искать-то?
– Гробовые. Должны же быть у неё где-то деньги, – пожала плечами Саша. – Так. Давай. Я в большую комнату, а ты в маленькие. Перетряхивай барахло внимательно.
– А это что наклеено? И там тоже, – Мишка ткнул пальцем в лист бумаги.
– Не обращай внимания. Бабка суеверная была, сам видишь, совсем с катушек съехала. По-другому бы не дали оформить её в ту богадельню.
– Саш. Тут написано, что надо мусор выбрасывать. А ведро на кухне полное, аж воняет…
– Я ж тут месяц не была! Всё. Хватит фигнёй страдать! Не тупи! Иди деньги ищи! – прошипела Александра. – Времени мало. Надо до утра обернуться, пока народ не начал на работу разбредаться. Я риелтору обещала, что вещи разгребу и вынесу. Надо только пустую мебель оставить. Это в плюс к цене за хату пойдёт.
– Норм флет такой, не убитый, как обычно у стариков. Ремонт свежий. А кем бабка-то до пенсии работала?
– Сказала, иди деньги ищи, придурок! Потом трындеть будешь!
Мишка, бурча под нос, пошаркал по коридору. В конце направо у бабушки была спальня, а налево – комната для работы. Буржуйка чёртова. Ишь, расселась на семидесяти пяти квадратах одна. И плевать ей на всех родных.
Александра Фомичёва совершенно случайно вышла на эту старуху. Раскопала в соцсетях родственников в Нижнем Новгороде. Двоюродная тётка посетовала, что здоровье подводит престарелую мать. Живёт пенсионерка одна в квартире, а помогать некому. И в Подмосковье не накатаешься, и нанимать кого-то тоже средства не позволяют. Ухватилась тогда Сашка за возможность перебраться поближе к столице, можно сказать, вцепилась руками, ногами и зубами. Подождала, пока тётка с бабкой договорится, и приехала уже с вещами и вагоном планов.
Вера Кузьминична не сильно обрадовалась возникшей на пороге «седьмой воде на киселе». Но Александра взялась рьяно мыть окна и полы, стирать шторы и варить бульоны и жидкие каши. Бабка даже комнату не отвела, пустила на койко-место, разрешила раскладывать на ночь в зале кресло-кровать. Но непременно всё убирать, чтоб днём и следа не было, будто ещё кто-то в квартире живёт. И эти дурацкие правила её!..
Но выполняла Саша всё, все капризы и попрёки сносила. Через год Вера Кузьминична согласилась прописать «внучатую племянницу». А ещё через год инсульт ударил. Фомичёва только обрадовалась, но, оказалось, рановато. Поднялась-таки бабка, даже ходила снова. Ногой подгребала, правда, и руки не слушались, ни шить, ни вязать не могла уже. Но истерить и чудить продолжила с удвоенной силой, особенно из-за листков с правилами они собачились. Александра сцепила зубы, ждала удобного момента. Узнала, где есть юридические услуги на районе, куда обратиться за дарственной. Постоянно заводила разговор про завещание, предлагала оформить договор пожизненной ренты, и что «квартиру-то в гроб не запихаешь».
Стала Вера Кузьминична заговариваться всё чаще. Девяносто три года – не шутка. И всё ей что-то мерещилось по углам. Саша привезла домой нотариуса, такие деньги отдала, жуть. Подписала-таки бабка документы, передала квартиру в собственность. Александра была готова от радости до потолка прыгать. Трёшка же эта на рынке миллионов десять стоит, а то и одиннадцать, если учесть чистенькую обстановку! Фомичёва – миллионерша! Ес!
