Двенадцатый век. Ирландия. Ульстер…
Близнецов посчитали проклятием, подброшенными подмёнышами. А Делани О’Лири не созналась, от кого родила в шестой раз. Возможно от родного отца, или его брата, который не оставил без внимания аппетитные формы племянницы.
Тройняшки в корзине попискивали как тёплые щенки. И старая Хидль, знахарка и повитуха, долго разглядывала их, проводя по тёмно-розовым тельцам сухими пальцами. По какому-то странному своему наитию, она не позволила Делани избавиться от них, как от всех предыдущих детей. Прихрамывая, унесла корзину в свою покосившуюся лачугу. Пятеро братьев и сестёр, закопанных у леса на краю деревни, так и не дождались близнецов О’Лири.
Старуху односельчане побаивались, верили, что она колдует, знается с нечистой силой, чуть ли не с самой Калли Барри. Но местные всегда обращались к ней за лечением или заговорами. И из соседних городков приходили с разными подношениями за советом и помощью. Хидль держала несколько пушистых серых коз, они и снабдили молоком трёх маленьких чертенят. Настоящее колдовство, что все три мальчика выжили.
Росли они сильными, ловкими, озорными, три одинаковых русых головы постоянно мелькали в окрестностях. Мать изредка навещала их, но в свой дом не взяла. Теперь Делани была замужем, имела уже двух настоящих детей. От проказ подросших близнецов О’Лири страдала округа. Иногда их пытались подловить и избить по одному, но отвечали они всегда втроём. Слушали и почитали они только седую Хидль. Лишь от неё братья безропотно принимали затрещины, она была щедра на оплеухи, хотя её старые пальцы и скрючила болезнь. Ведунья учила их, передавала свои знания о природе, травах, силе камней и воды. Её любовь была строга и суха, но она поддерживала тройняшек. Поэтому смерть Хидль действительно осиротила их. После похорон близнецы навсегда покинули родные края. С собой они унесли только имена матери и той, которая её заменила.
Предаваясь игре и дракам, братья О’Лири пришли в Дублин, оттуда переправились морем до Гамбурга. В порту наглые игроки и воришки окончательно потеряли страх, и в окружении пьяных шлюх сели не за тот стол совсем не с теми людьми. Жульническую победу им не спустили с рук. Братьев отравили в закопчённом полумраке шумного грязного кабака. Мёртвых близнецов обобрали, раздели и выбросили за городской стеной.
Первым на рассвете проснулся Патрик. Жутко болела голова, и ломило всё тело, будто бы покрытое невидимыми синяками и ушибами. Какое-то время он даже не мог вспомнить своё имя, а потом внезапно пришла память о братьях. Тревора он нашёл недалеко от оврага, тот сидел на земле, со стоном растирая виски, зарываясь пальцами в посветлевшие пепельные пряди. Они встретились взглядами.
«– Больно? – Ужасно. Как ты, Пат? – Уже лучше. Ты знаешь, где Йен? – Нет, но должен быть где-то рядом. Я чувствую».
Кожу и так холодил утренний воздух, но тут по спине прошёлся ледяной ужас. Тревор понял, что говорит с братом и слышит его, хотя между ними метров десять, и ни один из них не открывал рта. Патрик тоже испуганно глядел на него огромными серо-голубыми глазами.
«– Ты слышишь? – Да! – Что это? – Не знаю. Может быть, мы на том свете? – В аду не бывает холодно, Пат. Надо найти Йена».
Царапая босые ступни, они спустились по скалам вдоль стены, отыскали брата. Его белая кожа смотрелась слишком яркой и чистой на тёмных камнях.
– Йен! – Тревор похлопал его по щекам. Тот глубоко вздохнул и застонал от боли.
– Смотри, что с его волосами? – разглядывал брата Патрик. – Они цвета воронова крыла.
– На себя посмотри! – огрызнулся Тревор, помогая Йену подняться.
– А что? – вскинул брови брат. Потом ухватил на ветру и вытянул перед лицом одну из спутанных прядей. – Они красные! Боже!
