Ольга Павловна Лукина изящным движением поправила укладку и откашлялась.
– …Начало физиологического периода относится ко второй половине XIX века и связано с деятельностью Луи Пастера. Так, юноша в бабочке, успокойтесь! Пастер не только занимался вопросами брожения и гниения, но и разруливал практические задачи.
– Мам, «разруливал» уже не говорят, – заметила Юля.
– А как говорят? – Ольга Павловна отложила распечатки в сторону и вытерла вспотевшие руки о фартук.
– Мам, есть такое новое молодёжное слово – «решать». Решал практические задачи.
Мама отпустила гладкую зелёную ткань фартука – тот снова заструился по её внушительной фигуре – и возвела вытертые руки к потолку.
– Хотите, я её стукну? – неточно процитировала она инопланетное существо из известного мультика[1]. Обращалась она к фарфоровым статуэткам, снеговику, сшитому из детских белых колготок, и Юлиному папе, который скромно сидел в углу и посмеивался над женой и дочкой.
Юля чинно пригладила тяжёлые глиняно-рыжие волосы.
– Ну мам, не обижайся. – Она отлично видела, что мама не обижается, но нужно было внести в беседу немного конструктивности. – Ну хочешь, я покажу доклад Асе? Она, во-первых, филолог, а во-вторых, придёт сегодня.
– Ага, а в-третьих, по возрасту к вам, лоботрясам, ближе, чем я. Да?
– По возрасту где-то посередине… плавает. – Юля обхватила пятернями свою любимую, большую, молочного цвета чашку и глянула трогательными голубыми глазами на маму. – А про юношу с бабочкой хорошо получилось. Я попрошу Жеку надеть бабочку. И поорать специально для тебя. Жалко такую сценку терять…
– Мне бабочку дашь, – вмешался папа, – обойдётся Жека.
– В классе будешь сидеть?
– Ага. Думаю, не спалюсь.
– «Спалюсь» тоже не говорят.
Ольга Павловна смотрела то на одного, то на другого.
– Я чувствую, Ася растит себе последователей…
– Не знаю, кого она там растит, – покачал папа головой, – а мне пора. Довольно с вами сидеть. Мне самому изделия растить надо. А вы репетируйте, репетируйте. Всё ж конец августа, а доклад перед классом – дело суровое.
Он чмокнул Ольгу Павловну куда-то между подбородком и щекой, дружески потряс Юлину руку, пригладил свои подстриженные горшочком рыжеватые волосы и отправился в мастерскую работать. Ольга Павловна торжественно плюхнулась рядом с Юлей на стул.
Через минуту позвонили в дверь. Ольга Павловна снова отделилась от стула и побрела в прихожую.
– Забыл чего? А ключ-то нам достать лениво…
Но это был не папа: тот давно уже добродушно-бодрой походкой шагал к своим деревянным ложкам и доскам.
А дверной глазок с небольшими искажениями явил Ольге Павловне ковбойскую шляпу, кудри до плеч и загорелое лицо, тактично смотрящее во все стороны, только не в открытый глазок. За дверью стояла Юлина учительница по английскому Ася Туманова.
– Ася! – Ольга Павловна распахнула дверь. – Заходи.
– Так, я правильно пришла? – поприветствовала её Ася, виновато-хитровато улыбаясь.
– Вообще-то нет: мы не на три, а на четыре договаривались. Но ты заходи, кофеи погоняем, и пораньше начнёте.
Юля вышла вслед за мамой в прихожую и картинно помахала обеими руками. Ася ответила тем же – такая у них была традиция – и шагнула в дом.
– С папой вашим столкнулась, – сообщила она. – Он шёл и смеялся.
– Вот же ж позёр…
Ася скинула пёстрый рюкзак, который из-за громадного размера лишь с натяжкой мог зваться городским, сняла шляпу – в сотый раз Юля, вопреки просьбе «Пусть валяется!», отобрала её и положила в шкаф, – и осталась в потёртых джинсах и чёрной футболке с надписью «Иж-Рок» – единственной новой вещи во всём её туалете.
