1.
– Мам, ну как она? – спросила я, приоткрыв больничную дверь.
– Дочь, – полушёпотом ответила мама, – с приездом! Проходи.
Мама встала и, взяв меня за руки, ввела в палату.
– Почему ты мне раньше ничего не сказала? – всё ещё шёпотом спросила я.
– А зачем? Что изменилось бы? Мы с папой держим тут всё под контролем. Операция прошла вроде бы успешно, семь часов оперировали, но она ещё не отошла от наркоза, спит.
Я посмотрела на маму и поняла, что всё, действительно, хорошо. Мама всегда умела держать себя в руках, только в первые минуты какой-нибудь неприятности можно было проследить на её лице тревогу, а позже, если она уже решила, как поступить и что делать, лицо её становилось обычно добродушное. Не смотря на возраст, она была красива, полновата, но эта полнота, которая радовала моего отца, ей шла. Правда, сейчас она была немного бледна, может, отсвечивал белый больничный халат, а может это все же последствия тех переживаний, которые она перенесла за последние несколько часов. Я больше склонялась к последней версии.
– Мам, ты иди домой, я побуду тут.
– Но ты же только приехала, тебе нужно хоть перекусить, принять душ.
– Мам, всё в порядке. Я не голодна, поела в автобусе. А душ приму позже. Ты иди, там ещё папе нужно с малышкой помочь. Ирма сейчас всё равно спит, и я побуду с ней.
– Хорошо, – опустив глаза, сказала мама. – Пойду, приготовлю вкусненького чего-нибудь. Ирма проснётся, ты сразу нам звони, мы приедем.
– Непременно.
Мы встали и прошли к палатной двери. Длинные полы маминого платья плавно двигались в такт её движениям. Она шла неспешно, чувствовалось, что насильно заставляет себя уходить.
– Мам, ты ничего мне не говоришь по поводу того, как всё это произошло.
Мама остановилась в дверях, повернулась ко мне, печально улыбаясь:
– Потому и не говорю, потому что не знаю.
– А что говорит сама Ирма?
– Говорит, что подвернула ногу, спускаясь по лестнице.
– Но ты не веришь?
– Дочь, давай подождём, пока Ирма придёт в себя.
Она чмокнула меня в щёку и закрыла за собой дверь.
Только сейчас я смогла разглядеть палату. Палата как палата. Стены до половины белые, другая половина – синяя. Обычная советская палата. Из обстановки кровать, тумбочка под окном без занавесок и пара стульев, на которых, кстати, всегда немного страшно сидеть, каждый раз думаешь, что стул под тобой так и разлетится на составные части.
Посреди палаты на кровати, под белой простынею, лежала моя сестра, Ирма. Она, которая от природы была очень красива, похожая на маму, сейчас была настолько бледна, что мне стало страшно. Такой я её никогда не видела. Сестра сейчас очень похудела, щёки впали, веки даже не подёргивались от сна. Тёмные кудрявые волосы, не очень длинные, были разбросаны по подушке. Я села на стул рядом с ней и стала поправлять её локоны, собирая их вокруг лица. Так казалось аккуратнее.
Я давно не видела сестру. Так вышло, что место моей учебы находится от родительского дома на расстоянии нескольких сот километров. Но я старалась быть в курсе дел родителей и Ирмы. Но чувствовалось, что что-то я всё-таки пропустила.
Ирма старше меня на четыре года. Всё детство мы были вместе. Потом она уехала учиться и приезжала по выходным, привозив мне всевозможные гостинцы, которых в то время в нашем маленьком городке невозможно было достать. Её приезды были для меня праздником. Да и родители всегда устраивали праздничный ужин в честь приезда старшей дочери. В то время я ещё училась в школе.
Когда я уже была в выпускном классе, Ирма вернулась и устроилась на работу. Но наши отношения утратили уже ту детскую непосредственность. С кого я должна была брать пример? Конечно, со старшей сестры. Но… Но мы были настолько разными, что ни её окружение, ни её саму я уже в том самом виде воспринимать не могла. Подростковый критицизм сделал своё дело. Мы ругались со страшной силой, дело доходило и до драк. Родителям старались ничего не говорить, чтоб не печалить их, но всё равно мама стала замечать, что между нами уже не было прежней привязанности. Так как Ирма была старше, беседы мама всегда начинала с неё. А мне уже доставались обвинения в непонимании, критичности и жёсткости. Не могла мать понять, что тот волшебный образ старшей сестры, который я хранила в своём сердце, ничего общего не имеет с этой нервной, своевольной девушкой, которая сейчас живёт со мной в одной комнате.
