Потом, когда будет написана и прочитана последняя книга, когда будет произнесено и услышано последнее слово, когда будет рождена и забыта последняя мысль, – вот тогда и разберемся, так ли все было на самом деле. Потому что времени станет вдосталь. Вернее сказать – времени-то не будет, оно все как есть выйдет, зато уж последнее мгновение растянется так, что по сравнению с этим сроком и вечность покажется кратким перекуром.
…Сначала на севере, из-за Толкучих Гор, выглянет краешек светила, называемого Макуххой, подрожит и подергается несколько минут, а потом белый шар, словно получив из-за горизонта хороший пинок, взлетит вверх, издавая звук лопающейся струны, и замрет как раз в зените, где висеть ему до ночи.
Люди в Листоране знают, что Макухху нарочно придумал из вредности злой бог Эдеот, чтобы допечь доброго мироустроителя Могуту. А тот стережет себе небесный купол, усевшись прямо на него в широких серых шароварах, и не скоро до него дойдет, что снизу-то припекает. И тогда разгневается Могуту, подскочит на месте, и Макухха, убоявшись наказания, быстро свалится назад, за Толкучие Горы. Правда, на следующее утро все начнется сызнова, но так уж заведено.
Многие, впрочем, полагают, что Эдеот как раз добрый бог, потому что без светила жизнь была бы совсем никудышная. А Могуту, если он такой хороший, мог бы и потерпеть на благо им же сотворенного народа. Но мало ли кто что полагает. В других странах, например в том же Аронаксе, вовсе не верят ни в Могуту, ни в Эдеота, а все их немалые заслуги приписывают своему демиургу, некоему Топониму, и его боевой супруге Кветанции. Из-за этого листоранцы немало потешаются над жителями Аронакса и складывают про их пантеон скабрезные песни, баллады и целые эпосы. Шельмуемые обижаются, но поделать ничего не могут – на Листоран, славный кузнецами и оружейниками, не больно-то кинешься.
Лето в Листоране, как и во всем Замирье, длится только семь недель, да его и летом не назовешь – все время одна погода. Но в эти семь недель Замирье проходит через радугу – Красная неделя, Оранжевая, Желтая и так далее, где сидит фазан. Люди в эти семь недель своего не упускают, хотя дни и летят быстро – бог Могуту не успевает разноцветные шаровары менять. Семь недель никто ни с кем не воюет, даже кирибеи-кочевники начинают друг с другом здороваться. В Красную неделю играют свадьбы и добывают икру птицы Шарах, в Оранжевую – устраивают ярмарки и катаются на печах, в Желтую – гоняют гавриков, на Зеленой земледелец волен дать своему барону традиционного пинка, но бароны ведь в броне, в Голубую – проходят потешные бои и рыцарские турниры, в Синюю – принято угощать особо отличившихся детей березовой кашей и подмолаживать стариков, а когда наступает последняя, Фиолетовая, терпимость властей доходит до того, что разрешают давать представления бродячим фокусникам из тех, которые занимаются запретными науками и показывают разнообразные чудеса, не пользуясь при этом ни заклинаниями, ни магическими предметами, – откуда что и берется.
А потом наступает на много-много недель обычная черно-белая пора года, потому что зимы, весны и осени вовсе не бывает. Но и без этого всякий злак и овощ, дерево и травинка знают, когда цвести, а когда засохнуть, и птицы вьют гнезда в подходящий срок, и скотина плодится в надлежащее время. Для того и летают повсюду крошечные пискливые ванессы в пестрых платьицах – они всякую тварь вовремя разбудят и спать уложат, и бутон раскроют, и жухлый лист проводят в последний путь. Ванесса побольше комара и поменьше воробья, но ни комара, ни воробья она в глаза не видела. Известно, впрочем, что в Мире тоже водятся ванессы, только другие, простые бабочки, бессловесные и безмозглые – так, червяк с крылышками.
