С виду фея казалась безобидной. Дунешь посильнее, она и улетит – высохшая маленькая старушка в неподходящем ей по возрасту розовом платье, пышном, с кружевами и оборочками.
Вот только Леона отдавала себе отчет, как обманчива была эта безобидная внешность. Очевидно, что хозяева дома, господин и госпожа Орвин, тоже всё понимали. Глаза Изольды Орвин горели предвкушением. Ее муж, Николас Орвин хмурился.
– Подойди, деточка. Встань на колени, – сказала старушка.
Голос звучал громко и совсем не соответствовал немощному внешнему виду.
Леона вздрогнула. Едва заметно, но вздрогнула. И всё же отказаться было нельзя, поэтому она сделала три шага вперед и опустилась на колени перед тщедушной дамой в розовом.
– Вот так, – улыбнулась фея, и Леоне пришла в голову книжная фраза про лучики морщин, осветившие лицо. – Именно так и следует принимать ниспосланные дары. На коленях, с благодарностью.
Леона стиснула зубы, опасаясь сказать что-нибудь не то. Вместо нее заговорила хозяйка дома.
– Госпожа Розанна! – В голосе Изольды Орвин послышались слезы. – Не совершайте ужасной ошибки, девица не заслуживает ваших даров! Это всего лишь бесприданница, которая ищет место гувернантки. В нашем доме вы найдете куда более достойных…
Фея обернулась, посмотрела на Изольду Орвин, и та замолчала, так и не закончив мысль, словно поперхнувшись собственными словами. На столике у окна зашаталась ваза – а потом упала на бок, покатилась к краю и, сорвавшись с высоты, разбилась на мелкие осколки. Господин Орвин нервно сглотнул, госпожа Орвин открыла рот, а Леона крепче стиснула зубы. Фея стукнула по полу розовым зонтиком, розовое платье колыхнулось, и прекрасная кружевная салфетка, на которой раньше стояла ваза, взвилась в воздух, перелетела через половину комнаты и вдруг очутилась во рту у хозяйки дома, скомканная и мгновенно потерявшая былую безупречность.
– Помолчи-ка лучше, – отчеканила фея. – Я сама решаю, кто достоин моих даров, а кто нет.
Господин Орвин снова нервно сглотнул, а по щекам госпожи Орвин покатились слезы. Она бестолково замахала руками у лица, кажется, надеясь вытащить заколдованную салфетку, но так и не сумела ухватиться за ткань.
Леона опустила взгляд. Она искренне жалела глупую Изольду Орвин, вздумавшую перечить старой, но могущественной, слишком могущественной фее. Перечить которой было нельзя.
– Больше никто не помешает. Пора осчастливить тебя, деточка, – проговорила фея Розанна. – Итак, ты у нас бесприданница… Замуж никто не берет?
– Это ничего, госпожа фея, – тихо ответила Леона, не поднимая головы. – Я не собираюсь замуж.
– Глупости! – засмеялась та и ласково потрепала Леону по макушке. – Конечно, собираешься, девицам положено выходить замуж. Но неужто не нашлось ни одного порядочного человека, кто решил бы жениться на тебе? Ведь ты такая миленькая. Ах, этот мир всё больше меня разочаровывает… Мужчины забыли, что значит любить, им подавай приданое, капиталы. Ну что ж. Я напомню. Так тебя одарю! Умолять будут о свадьбе. В ногах валяться будут. Передерутся за тебя. Хочешь, деточка, чтобы мужчины за тебя дрались?
– Не хочу… – в ужасе прошептала Леона и наконец посмотрела на фею.
– А они будут, – ответила старушка, и в голосе ее зазвенела сталь. – Такова. Моя. Воля.
Глаза феи загорелись золотым огнем, затрепетали оборки розового платья, и Леоне показалось, что даже воздух в комнате заискрился – и сразу, от макушки до пят, ее пронзило жаром и болью. Не понимая, как выдержать мощь обрушенной на нее магии, в панике от того, что происходит, Леона громко закричала.
Сегодняшний день начался так плохо, а заканчивался – хуже не придумаешь.
***
Утром дядя Стефан пригласил ее в свой кабинет и, стоило переступить порог, объявил:
