Меня зовут Кристина Мэйер, мне двадцать четыре года, и на моем плече Лейка.
Лейка есть на плече у каждого, и на самом деле это, конечно, не лейка, а Лейнхарта – древняя руна, отражающая наполненность или пустоту души. «Заряд» в моей почти никогда не поднимался выше двадцати двух процентов, и, значит, по мнению социума, я не могла привнести в жизнь общества нечто прекрасное. Не была способна сотворить что-то вдохновенное и значимое, наполнить будни творческим смыслом, стать выдающейся. И, конечно, с таким зарядом я не могла получить нормальную работу, а также переехать в Районы Один и Два – туда, где нормально светило солнце, где день был равен ночи. Мой удел – Район Три – темный, бедный и грязный. Что ж, я не жаловалась, я научилась выживать.
Коротко обо мне: воровка (хорошая, почти профессиональная). Внешняя привлекательность средняя, мышцы в тонусе – бегать приходится часто. Ум работает быстро, характер… Характер так себе. Эгоистична, резковата, саркастична. Бывает, меня называют стервой или хуже – я с этими словами не спорю. Пусть так. Как ни странно, я довольна собственной жизнью, внешностью и работой. Только имя подкачало: «Крисом» мне быть не нравится, и потому меня называют Мэй.
– И этим вечером, Мэй, ты станешь богата… – твердила я себе, шагая к бару «Тритон». Баром владел мой друг детства Фил Орин – половину дел он вел честно, вторую половину – нет; как и все здесь, скупал краденое, на деньги для меня не скупился. И вещь, которую я несла сегодня, Орину понравится наверняка. Он отсыплет мне за неё тысяч пятьдесят. Шестьдесят, если повезет. На эти деньги я смогу уехать из вечно темного Дэйтона навсегда. Куда-нибудь к границе Второго Района – туда, где уже есть восходы и закаты, которыми можно любоваться. Здесь их не бывает, здесь солнце ненадолго осветляет мутное небо, а после растворяется без красивых всполохов на горизонте.
Но я помню, что это – закаты и рассветы. Когда-то мои родители жили во Втором, пока не сократили на сталелитейном отца из-за травмы руки. После испортилось все: зарплата и жизнь. Пришлось продать дом, переехать туда, где ночь длится восемнадцать часов кряду, забыть об излишествах.
Если Фил заплатит, как положено, если он не на мели, все изменится к лучшему.
Уже скоро.
«Тритон» пустовал – к лучшему.
Добротная деревянная мебель, проигрыватель у стены; почти не накурено. Сам Фил – молодой еще, но уже обогатившийся пузиком мужчина с длинными темными волосами – стоял за стойкой. Я помнила его с детства – такого же кудрявого, с россыпью родинок на подбородке и шее. Ничего не изменилось с тех времен, разве что щеки Орина набухли да взгляд темных глаз сделался тревожнее.
– Мэй! – мне приветственно махнули рукой.
Он был рад меня видеть. Наверное, он один. С родителями я общалась нечасто, хотя они были живы и относительно здоровы. Просто мы были разными – я и они. Мать до сих пор впахивала на двух работах – ей не до меня, отец сломался после переезда. Нет, не пил, но и говорить с ним стало не о чем – лишь слушать жалобы на пустую Лейку, общество и правительство. Я съехала на отдельную квартиру в шестнадцать, как только удачно толкнула первое награбленное барахло.
– С чем пожаловала сегодня?
– Ты не поверишь… Налей мне…
– Пива?
– Нет. Сегодня… розового игристого. Самого дорогого.
Я пила его только раз, на чужом празднике: кто-то играл в «Тритоне» свадьбу – мне налили за компанию. С тех пор я мечтала о том, как однажды разбогатею, как смогу пить розовое хотя бы раз в неделю. Боже, я буду смаковать его по глотку, буду ощущать на языке и нёбе каждый лопающийся щекочущий пузырек.
Орин положил руки на стойку. Все-таки «мясистый» он стал, возраст ему не к лицу, а ведь когда-то мы гоняли мяч в одном дворе, и я даже чуть-чуть была в него влюблена. Недолго, но все-таки.
