Dual

За мной пришли.

Я открываю глаза и жмурюсь. Свет яркий, даже слезы текут. Под руками прохладные простыни, дальше пальцы проваливаются в пустоту — кровать узкая. За стеной кто-то тихо разговаривает. И ощущение неприятное, будто в животе холодный узел затягивается.

Меня нашли, вот что это значит.

Они меня нашли. Хотя понятия не имею, кто это — “они”?

Где я вообще?

И кто я?

Я в небольшой палате. Белые стены, белая спинка кровати, герметичное окно без фрамуги. Солнце чертит полосы на кровати и полу. Тычет лучом в пейзаж на стене — суровые горы и леса. Если приглядеться, на картоне можно заметить царапины: четыре в ряд, как следы от ногтей.

Встаю, покачиваясь, придерживаясь за край койки. На мне только безразмерная голубая рубашка. На стуле и в шкафу одежды нет. Кнопки вызова медсестры тоже нет, и это странно — обычно в больницах такие в каждой палате. Точно, я откуда-то это знаю. Наверное, часто в них валялась? Выглядываю на улицу. Я на третьем этаже; за стеклом голые деревья и приземистые корпуса из красного кирпича. На асфальте внизу лужи, в которых тонут опавшие желтые листья.

Вдруг в висках начинает ломить, и страх вновь сворачивает живот в узел. Пальцы будто током покалывает. В ушах звенит тонко и надрывно.

Спокойно, спокойно! Как бы я сюда ни попала, надо выбираться.

Дергаю ручку, но дверь не открывается. Не поддается. Это что еще за фокусы?

Я встаю на цыпочки, выглядываю в застекленную прорезь в двери. За ней коридор, другие палаты, часть из них открыта. Чуть дальше кресла и телек, бродят пациенты в пижамах и рубахах. Рядом женщина в больничной униформе, — бледно-зеленом топе с короткими рукавами и узких штанах, — что-то набирает на телефоне. Высокая и широкая в плечах, прямо Леброн Джеймс в женском обличии.

Все это напоминает мне психбольницу. Но я ведь не могу находиться в психушке, я абсолютно здорова.

Просто не помню, кто я.

Стучу в стекло. Медсестра вскидывает голову, оборачивается. Заметив меня, она прячет телефон в карман, подходит и заглядывает в оконце моей двери. Глаза над маской щурятся. Она улыбается, что ли? От такой улыбочки мороз по коже.

— Откройте! — громко говорю я.

Она кивает и отвечает:

— Подождите секундочку.

А потом куда-то уходит. Да они издеваются!

— Эй! — я возмущенно хлопаю ладонью по двери, но поздно — медсестры уже не видно.

Сердце колотится как загнанное. Звон в ушах становится комариным писком.

Выдыхай. Ты в больнице. Что страшного здесь может случиться? Приступ паники пройдет, просто выдыхай…

Щелкает замок, и громила-медсестра переступает порог, слегка склонив голову, чтобы не удариться затылком о косяк. Я еле сдерживаюсь, чтобы не толкнуть ее с дороги и не выбежать из палаты. Громила, похоже, это чувствует. Прикрывает за собой дверь, снова отрезав меня от свободы и коридорного гула.

— Не думала, что ты придешь в себя так скоро, — говорит она.

Ну да. А заперли, видимо, чтобы во сне не ушла.

— Где я?

— В больнице Кингз Каунти.

Кингз Каунти. Это Бруклин. Хорошо, хоть что-то я знаю.

— А… — Я развожу руками. — Почему?

— Ты не помнишь? — Громила внимательно на меня смотрит.

— Если бы помнила, то не спрашивала.

— Ничего?

— Нет, ничего! — Мое терпение вот-вот лопнет. Руки сами сжимаются в кулаки, и я спешно прячу их за спину.

Громила кивает, будто мои ответы многое для нее прояснили. Само терпение и внимание. И тут я наконец убеждаюсь, где я. Все сходится воедино: странные голоса пациентов, запертая дверь с маленьким окошком, медсестра, которая уходит от ответов на казалось бы простые вопросы... Я действительно в психушке!

Нет. Нет-нет-нет. Мне нужно выбраться отсюда как можно быстрее, все мои чувства кричат об этом. Нужно сказать, чтобы меня выписали. Здесь опасно.