Глава 1. Дом, которого больше нет
Знаете, какая самая главная достопримечательность на Земле?
Я вот в шесть лет знал.
– Мам, а какая самая главная достопримечательность на Земле? – спросил я однажды, пока гонял машинку по кухонному столу.
– Ну, не знаю… – она задумалась, а я терпеть не мог, когда взрослые медлят с ответами.
– Это то, что есть в каждом городе или что редко встречается? – уточнил я.
– Ну, наверно, то, что редко встречается.
– Тогда это война, – выдал я, как будто это был факт из энциклопедии. А потом, подумав, добавил: – Нет, наверно это то, что в каждом городе есть – это люди…
Через пару минут, уже углубившись в игру, бросил вскользь:
– Представляешь, они разбомбили больницу! Правда, все спаслись… – и улыбнулся.
Гениальная логика, да? Как будто шестилетний я уже что-то знал, но пока не мог этого осознать.
И вот, спустя 11 лет, я сижу в Барселоне, в квартире с белыми стенами, которые пахнут чужой жизнью, и листаю телеграм-каналы. Снова и снова. Разбомбленный роддом. Разбомбленный театр. Разбомбленный торговый центр.
Только на этот раз никто не спасся.
И если честно, у меня нет никакого права на этот гребаный стыд, потому что я сижу на мягком диване в квартире с кондиционером, а не в подвале под звуками сирен.
Но он есть.
Если вы когда-нибудь поживёте в хорошем районе Москвы, то поймёте, что это своего рода пузырь. Красивые дома, парки, кофейни с хипстерскими названиями, где бариста помнит, что ты пьёшь свой матча латте. Люди бегают в парке по утрам, обсуждают отпуск в Италии, выкладывают фотки с бранчей. И у всех какая-то иллюзия, что так будет всегда. Когда кто-то из одноклассников сказал, что услышал где то, что скоро будет война, над ним посмеялись и назвали дебилом.
Дома у меня была огромная комната, похожая на капитанскую рубку, мощный ноут, коллекции камней и солдатиков разных эпох, и в целом жизнь мне нравилась.
А потом БАХ! – и твой пузырь лопается.
Война? В двадцать первом веке? В Европе? Серьёзно? Мы же цивилизованные люди, у нас же Netflix, как это вообще возможно?
Родители выключили телевизор на следующий день. Решили, что это лучший способ бороться с реальностью.
А я – нет.
Я залип в телеграме, мониторил всё подряд, врубился в ситуацию сильнее, чем любой взрослый. От страха и бессилия потели ладони, все внутри сжималось и было трудно дышать. И чем больше я читал, тем больше становилось стыдно.
Как будто я дал согласие всему этому происходить.
Как будто я лично это одобрил.
И этот липкий стыд, он как вирус – распространяется по телу, раз, и ты уже заражён.
Мы все думали, что вот-вот проснёмся, и всё будет, как раньше. Ну потому что, come on, это же абсурд! Это как если бы кто-то сказал, что теперь у всех вместо Wi-Fi будет голубиная почта. Нереально!
Но оно не заканчивалось. А наоборот. Сначала из-за санкций нам отрубили платежные системы, потом забанили фейсбук и инстаграм. Начали закрываться брендовые магазины, Макдональдс, исчезли какие-то товары из магазинов, к которым я привык. Кофе в капсулах или пенка для умывания. Казалось бы, мелочь, но каждая потеря отдавалась болью сердце.
А потом объявили мобилизацию.
И вот тут родителям переклинило конкретно.
Я помню тот вечер. Вроде ничего не предвещало. Я сидел у себя в комнате, ковырял что-то в телефоне, как вдруг заходит отец. Серьёзный, сосредоточенный, с таким выражением лица, как будто ему только что сообщили, что его аккаунт в Steam навсегда забанили.
– Мы уезжаем, – сказал он.
– Что?!
– Мы уезжаем, Илья. В другую страну.
А потом начались разговоры – про билеты, про визы, про выбор между Лиссабоном и Барселоной. Остановились на Барселоне из-за моря и местного IT-сообщества. Мой отец – фаундер нескольких платформ и мобильных приложений. Сыграло свою роль и удобное авиасообщение с миром
