Время текло медленной рекой.
Лето. Одиннадцать утра. Прохладно. Пасмурно. Ветер, пролетая мимо приоткрытых окон, тихо насвистывает нудную мелодию. Почему-то неслышно обычно шумно играющей во дворе малышни. Сонная муха, вяло полетав над столом, приземляется на подоконник и замирает.
Катя, смахнув слезу, откладывает ручку. На листке бумаги лишь одна фраза: «Мне плохо».
Иван Петрович Капустин почти бежал.
В парке «Локомотив» давно никто не занимался благоустройством. Некогда красиво, ровно подстриженные кусты превратились в разлапистые, а в темноте даже пугающие, заросли. Парочка чудом уцелевших скамеек полустояли-полулежали под темными старыми кленами. Вокруг них кучками валялись пустые бутылки, обертки от шоколадных батончиков, использованные презервативы и мятые пачки из-под сигарет.
Иван Петрович очень торопился. Только что прошедший дождь размыл и без того плохие дорожки. Ноги постоянно скользили по расквашенной глине, а сердце больно срывалось с ритма.
«Только бы успеть, только бы успеть. Не дай Бог здесь упасть. И никого рядом! Надо успеть пристроить в надежные руки. Иначе – пиши-пропало. Как не справедливо и как обидно, но теперь уж ничего не поделать. Гадкое предательство, глупость несусветная. Ох, успеть бы. Сейчас, минуточку отдохну, отдышусь».
Иван Петрович тяжело привалился к одному из кленов и медленно сполз на скамейку. Сердце стучало невпопад, словно стараясь выпрыгнуть наружу из ставшей вдруг тесной грудной клетки. Дрожащими руками нашарил в нагрудном кармане поношенного пиджака таблетки и судорожно, едва не промахнувшись, положил их под язык. Подождать, потерпеть, сейчас пройдет.
Скамейка стояла неровно. Иван Петрович невольно соскальзывал с сиденья. Неловко, жарко, слишком мало воздуха. Больше всего хотелось прилечь на свою кровать и, слушая мерный ход часов с боем, постепенно успокоиться.
Тик-так-так-так. Уговаривал себя мужчина. Сейчас пройдет. Еще пару минут и подействуют таблетки. Поморщившись от боли, медленно пересел на другую скамейку. Немногим лучше.
Сердце забилось чуть медленнее. Отпустило?
Иван Петрович мокрый от приступа, вздрагивая всем телом, робко оглянулся по сторонам. Пустой, молчаливый заброшенный сквер, медленно покачивающие листвой темные клены, напитанная дождем топорщащаяся трава. Никого.
Глупо и до слез обидно. Помочь некому, передать некому, попросить некого.
Закрыв глаза, Иван Петрович Капустин стал ждать. Тик-так-тик-так. Истекало отпущенное время. Старый клен то и дело ронял на лицо мужчине еще не высохшие капли дождя. Дерево оплакивало неожиданного путника, зная чуть больше о его дальнейшей судьбе.
Неожиданно облака, закрывающие часть неба, расступились, и солнце брызгами прорвалось сквозь густую листву. Парк мгновенно преобразился, задышал летней негой.
Тик-так-тик-так. Иван Петрович, не решаясь открыть глаза, повернул лицо к выглянувшему солнцу. Сердце не унималось, боль разливалась по всему телу. Отчаянье, тоска, предчувствие неизбежности скорого конца овладели Иваном Петровичем. Даже выглянувшее солнце, настырно щекочущее закрытые веки, не могло вывести его из нахлынувшего состояния.
«Мама, мамочка. Возьми меня, грешного, к себе. Я так устал, запутался и отчаялся. Ничего больше не надо. Хочу к тебе, мамочка!» – взмолился мужчина.
Образ матери, уже давно умершей, появился перед глазами, и Иван Петрович облегченно выдохнул.
– Ванечка, сыночек! – мамин силуэт, чуть подрагивая в белесом полупрозрачном тумане, протянул руки навстречу. Голос звучал нежно, напевно. – Пойдем со мной, маленький. Я очень соскучилась. Все плохое закончилось. Ты только доделай оставшееся и пойдем.»
«Да, да. Надо доделать. Последнее усилие и я буду с мамой».
