Глава I
Наш отъезд из оазиса. Второй день путешествия по пустыне. Зловещая встреча в ней
Мы стояли, смотря вслед умчавшимся всадникам. Думаю, не ошибусь, если скажу, что мысли и чувства всех провожавших были одинаковы. Каждый из нас – как мог и умел – посылал свои благословения уезжавшему профессору и его новой жизни. В который раз я присутствовал при начале новой жизни человека, в которую его провожали И. и Франциск. И каким диссонансом звучало для меня то, что каждый раз – был ли то убогий карлик, был ли то одаренный или даже гениальный человек – все начинали эту новую жизнь с печали, слез и тоски. И я еще ни разу не видел той духовной мощи человека, когда бы он шел в свою новую жизнь, радуясь и торжествуя, что пришел его момент внести свою часть труда в широкий мир.
Я подумал о брате Николае, вспомнил его записи в книжке, вспомнил пир у Али, Наль, Али-молодого и его страдания, и впервые закралось в мою душу сомнение, умел ли брат Николай начать свою новую жизнь с Радости.
– Не пытайся решить уравнение со столькими неизвестными, мой дорогой следопыт, – весело сказал мне И., возвращая меня к месту и времени. Тебе надо искать не ответы, как идут жизни со столькими неизвестными для тебя величинами. Тебе надо растить в своем движении, в своих перемежающихся «сейчас» Любовь-Энергию в геометрической, а не в арифметической прогрессии.
И первое, что ты для этой цели сделай, помоги Игоро собрать все вещи Натальи Владимировны. Когда мы будем уезжать, усади ее с Зейхедом на мехари, и оставайся вместе с Игоро в роли рыцаря-охранника во все время путешествия при нашей «молниеносной» даме. Станислав и мистер Ольденкотт поедут рядом со мною, а вы сзади нас. Если я доверяю твоему вниманию охрану этой женщины, это значит, что ты так же должен забыть о себе и думать только о ней, как ты делал это в те часы, когда помогал ей читать книгу в комнате Али. Обязанность, возлагаемая мною на тебя в это мгновение, так же священна, как и та. Забудь же о себе, думай о ней и не забывай слов Франциска о бездне человеческого горя, – прибавил И., ласково похлопав меня по плечу.
Я был несколько пристыжен и в то же время умилен деликатностью и любовью И., умевшего всегда и все понять и сделать легкой и священной всякую задачу, которую он давал и которая казалась трудной. Когда он приказал мне собрать вещи Андреевой, стать ей рыцарем в пути, нечто вроде протеста и даже возмущения, нечто вроде горечи от расставания с И., точно я был недоволен, что кто-то другой займет в пути мое место рядом с моим дорогим Наставником, вихрем пронеслось во мне. И все это сразу же схлынуло, стоило ему вызвать в моей памяти ту Наталью Владимировну, которую я вводил в божественную комнату Али.
Я поклонился низко-низко моему чудесному воспитателю, понял по его ответному поклону и взгляду, что я не только прочтен до дна, но и прощен до конца, и радостно бросился к Игоро звать его к новому делу. И тут же поймал себя: ведь и мне сейчас указали нечто новое, и я это новое начал с печали.
«Неужто же это закон для всех?» – думал я, собирая в плетеную корзинку вещи Натальи Владимировны и поражаясь тому, какое их количество она набрала с собой. И чего-чего тут только не было! И кружевные косынки, какие она обычно носила на своих непокорных волосах; и детские игрушки, и бусы, и зеркала, маленькие и побольше, точно она собиралась дарить их каким-нибудь заброшенным жителям пустыни; и книги, пряники, и финики. Дойдя до этих последних, я уже готов был прийти в отчаяние, как ко мне подошли мои вчерашние собеседницы за ужином.
– Ну, это вы делаете совсем не так, – сказала мне старшая, выбрасывая на высокий каменный стол из корзинки все, что я с таким трудом туда запихал и что было похоже на багаж коробейника. – Сейчас мы разложим вам все по сортам и уложим в пальмовые корзиночки. А финики и пряники положим в специально для этой цели сплетенные мешочки, которые вы привяжете сбоку корзинки. Тогда можно будет их доставать, не делая беспорядка в большой корзине.
