За окном шел мелкий, холодный, колючий дождь. Время для переезда было выбрано явно не самое лучшее. Но мама была непреклонна. Все вещи были упакованы. Тщательно замотаны скотчем чемоданы, посуда переложена старыми газетами и даже кот сидел в переноске.
– Женя, ты учебники все собрала? Скоро подъедет дядя Гена. Он же на работе. Нельзя задерживать человека, – суетилась мама.
Я, как китайский болванчик, кивала головой в ответ. Бесконечные «да, мама», «уже собрала, мама» и тому подобное надело до чертиков, и я предпочла просто кивать.
Правду говорят, что переезд подобен пожару. Куча вещей теряется бесследно. Причем вроде все знают, куда и что положили. Мы переезжали в дом, который остался нам по наследству от маминой тетки Нюры. Или как ее называла мама – Нюшенька.
Нюшенька прожила девяносто семь лет и умерла, находясь в состоянии ребенка.
– Аллочка, я скоро умру, вы сюда переедете, розы альпийские не забывай поливать в растущую луну серебряным отваром, – наказывала тетка маме, в саду которой кроме желтых нарциссов и тюльпанов никогда ничего не росло. Мама, конечно же, обещала поливать мифические розы, и тетка благополучно отошла в мир иной с осознанием, что за розами будет хороший уход.
Дом тетка, у которой не было никогда детей, завещала маме. Маму она любила, как родную дочь и двухэтажный небольшой домик отписала ей, не колеблясь. Я, конечно, знала, что маме завещан дом, но что она захочет жить в нем – это стало для меня полной неожиданностью. Дом стоял на другом конце города. На самой окраине. В ста метрах от него протекала река и начинался сосновый бор. От нашей квартиры и до дома около часа езды на автобусе. Значит, в школу мне придется добираться или с папой на машине или общественным транспортом. Плюс в новом для меня районе нет друзей, нет даже просто знакомых. Для меня, как ребенка, который родился и прожил шестнадцать лет своей жизни в хрущевке, в окружении кучи соседей, дом Нюшеньки на окраине города становился настоящим испытанием. У тетки Нюры я была всего пару раз, когда мама просила помочь ей вымыть тетю. Но это было год назад. Дом я не рассматривала; поскорее помогла маме и уехала на первом же автобусе домой. И вот сейчас, ожидая машину для переезда, я отчетливо понимала, что не хочу никуда уезжать. Но спорить было бесполезно. В доме был закончен ремонт, стояли две новые теплицы, родители влезли в кредит и купили баню. И мое нежелание ехать встречали с недоумением.
– Женька, да ты что! – Удивлялся отец, – своя комната, а не эта каморка, где кошке с тобой тесно. Сад, грибы, ягоды, баня. Может, и розы теткины отыщем, – добавил он и захохотал. Про розы они теперь частенько вспоминали с мамой, когда не могли что-то найти.
– Миша, ты не в курсе, где ведро с торфом? – Кричала мама, рассаживая помидоры.
– Аллочка, душа моя, торф там же где и розы. Поищи. – Следовал ответ, и родители смеялись, так как торф был не привезен благодаря забывчивости мамы.
И вот сейчас, стоя на пороге квартиры, с котом в переноске в одной руке и чемоданом в другой, я тихо ненавидела тетку и ее завещание, которым она разрушила всю привычную для меня жизнь.
Родители конечно видели мое состояние. И предложили мне перевестись в другую школу, но я с возмущением отвергла это предложение. Хоть в этом они не стали настаивать, и я благополучно осталась в своей школе. Тем более учиться оставалось всего месяц до летних каникул.
Дом нас встретил темными окнами и распахнутой настежь калиткой. Ветер с дождем словно проверял мою психику на прочность, разметая волосы во все стороны и залепляя глаза водой. Кот истошно орал в переноске. Мама забежала на крыльцо и кричала, чтобы я несла скорее кота, так как его нужно первым впустить в дом, но кот был категорически с мамой не согласен и громко утробно урчал, забившись в самый угол переноски. При попытке мамы его оттуда вытянуть за лапу, котяра пребольно ее укусил. Мама, раздраженная сверх меры самим переездом и связанной с ним суетой, велела мне первой зайти с котом.
