– Ну, ма, ты даёшь, – дочь посмотрела на нее взглядом, в котором было намешано всего понемногу: недоверие, удивление, лёгкое любопытство, сомнение, неприятие. И все это было обильно сдобрено соусом из разочарования и лёгкого презрения.
– Ты вообще понимаешь свое положение? Свой статус?
Да, она понимала. И положение, и статус. Понимала, но предпочитала не озвучивать.
Какая разница?
" Что значит имя?
Роза пахнет розой.
Хоть розой назови, хоть нет."
Шекспир был ее союзником и думал так же, как она.
Ее дочь была замужем. Официально и давно. Счастливо? Удачно? Скорее нет, чем да. Когда женщина счастлива в браке, она не будет восклицать с апломбом: зато у моей дочери есть отец!
Отец. Ещё одно название. Ещё один статус, на этот раз мужчины.
В ее глазах ее зять не был ни отцом, ни папой.
Ей много не рассказывалось – дочка была достаточно закрытой, не из тех, у кого душа нараспашку. Как-то посетовала на это подруге, когда ее Ляльке было уже четырнадцать.
Людмила была доморощенным психологом: прочла кучи статей и книг по психологии, увлекалась астрологией и эзотерикой.
– Оставь ребенка в покое, – протянула Людмила нравоучительно. – Она такая. Бережет свое личное пространство, выставляет границы. Ты ее не переделаешь, да и зачем? И заканчивала глубокомысленно:
– Все люди разные. Яблоко от яблоньки недалеко падает, но укатиться может так, что и не найдешь. Кроме того, гены ещё никто не отменял.
А гены в ней не только твои.
Так тактично намекала Людмила на гены ее бывшего мужа.
Они разошлись, когда Ляльке исполнилось 21 год , и она выпорхнула из дома. Вышла замуж и поселилась со своим Владом в каком-то мошаве. Полтора часа, если без пробок – вроде и не расстояние. Да, наверное, не расстояние, если есть машина и много свободного времени. А если ни того и ни другого?
Тогда остаётся телефон. Зато съем дешевле, и ребенок растет на природе.
Так считал Влад – отец Вики, ее единственной внучки, которой скоро исполнится восемь.
Они завязли в этом мошаве, среди этой природы, даже не помышляя о покупке квартиры. Она бывала там нечасто, а если быть честной, то очень редко. И далеко, и нет прямого автобуса, и ощущение, что ее визиты не доставляют никому особой радости, разве, что Викуле, которая водила ее гулять по этой природе с видом заправского экскурсовода.
В эти редкие визиты ей в глаза бросалось все то, что Лялька пыталась скрыть.
"Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу". Кажется, в ее детстве была такая песня. Во всяком случае, мелодию она помнила прекрасно.
Ее со своим неповторимым акцентом пела Эдита Пьеха. Так и она – старалась не видеть и не слышать и тем более не говорить. Память хранила фразу из любимого миллионами фильма: не учите меня жить, лучше помогите материально. Материально помочь она не могла, а потому – Эдита Пьеха. Зато – у ребенка есть отец.
Собственно, и ее дочь выросла в полной семье. В полной и вполне себе благополучной. Такими виделись они окружающим. Контрапунктом этого благополучия были ее навязчивые мысли о разводе.
Нет, первые лет пять было все нормально. Потому, что была маленькая Лялька, не вылезающая из соплей и ангин. И не было ни времени, ни возможностей на оценку своей семейной жизни. Антибиотики и витамины, фрукты и закаливания – это были главные темы, заполонившие ее мир, всю ее – без остатка.
Переезд в новую страну с морем и изобилием этих самых фруктов, как ни странно, только усугубил ситуацию: Лялька стала лютым аллергиком. Да и как можно не быть аллергиком в стране, где круглый год что-то цветет – цветы, кустарники, деревья.
А на фоне этого цветения на страну спускается хамсин, когда в воздухе висят тонны пыли и песка, а зелёный цвет светофора превращается в синий. И тогда дом задраивается, как корабельная рубка, врубается кондиционер и выпиваются литры воды. Параллельно с кондиционером включается увлажнитель воздуха – круглосуточно и ингалятор – каждые четыре часа.
