У нее был очень красивый почерк: одинаковый наклон, ровные буквы, как бусинки, складывающиеся в изумительное по своей красоте ожерелье.
Она еще застала эпоху чернил и первая приходила в класс, чтобы из большого деревянного поддона, стоящего на подоконнике, выбрать правильную чернильницу с радужными фиолетовыми разводами по бокам. Эти чернильницы напоминали амфитеатр, полого спускающийся к арене. Правда вместо арены было темное отверстие – именно туда погружалось металлическое перышко деревянной ручки, окольцованной металлом в том месте, где его держали неуверенные детские пальцы. Туда же вставлялось перышко, которое периодически менялось на новое. Именно новеньким перышком получалась эта красота: нажим-волосяная, нажим-волосяная. Буквы-солдатики, выстроившиеся, словно на параде.
Особенно нравились ей заглавные буквы с их замысловатыми изгибами – и те, которые состояли из двух частей, как “р”, “п”, “в” или “г”, и те, которые надо было выводить, не отрывая руки, как “я”, “ш”, “ц” или “щ”. Особенно ей нравилась заглавная буква “д”: длинный извилистый маршрут, начинающийся с верхушки и заканчивающийся красивым округлым завитком. Именно на таких замысловатых буквах, которые она выписывала, высунув от напряжения кончик языка, можно было показать свое мастерство.
Ее хвалили. Учительница показывала ее прописи, а позже – тетрадки – всему классу: изумительный почерк и никогда – ни единой кляксы!
– Это просто каллиграфия! – восторгалась Римма Александровна. – В нашем классе, ребята, вам есть с кого брать пример!
Ребята не понимали смысла этого слова, которое, тем не менее, прекрасно подходило для клички, прочно приклеилось к ее имени и сопровождало чуть ли не до конца учебы в школе. “Лилька-каллиграфия”. Длинно, замысловато, но, в общем, не обидно.
Где-то во втором классе их школу посетила делегация из какой-то африканской страны. Она запомнила крупных темнокожих мужчин в костюмах и галстуках. У них были необычные волосы, белоснежные улыбки и неожиданно розовые губы и ладони.
Они пришли в их класс в сопровождении директора школы, пробыли совсем немного, улыбаясь смущенной Римме Александровне, которая старательно кивала в ответ на все их приветственные речи, а потом – в качестве презента – преподнесла ее, Лилины, прописи.
Теперь уже кивали, одобрительно переглядываясь, посланцы дружественной африканской страны и долго благодарили, показывая жестами, как они счастливы.
Она немного не поняла, кому пригодятся в Африке ее прописи на русском языке, который там, конечно же, никто не знал.
Авторитет ее в классе после этого эпизода невероятно вырос: именно Лилькины аккуратные прописи невидимой нитью соединили их школу и таинственную Африку.
А потом случилось еще одно событие. Это было уже в четвертом классе. Пионервожатая Маруся передала Лилино стихотворение в редакцию пионерской газеты.
Этому предшествовал школьный поэтический конкурс “Я – поэт”, на котором Лилино стихотворение заняло третье место. Поэтом она себя не считала, так, пописывала что-то в маленьком блокнотике в клеточку в коричневой дерматиновой обложке. А вот в газете напечатали именно ее, оставив без внимания стихи победителей.
Школа бурлила.
Директриса водила старшеклассников в их класс, чтобы показать Лилю, которая смущенно мялась на третьей парте у окна.
Внезапно свалившаяся на неё слава оставила длинный шлейф: в школу на её имя стали приходить письма. Это были конверты из Грузии, среднеазиатских республик и Прибалтики. Были письма и из-за рубежа: писали пионеры Болгарии, Польши, ГДР и почему-то – Монголии. Все письма прибывали в пионерскую комнату, а потом доставлялись ей мальчишками, которые за свой труд требовали награду – марки с конвертов. Самые яркими были монгольские марки, и пионеры Монголии писали на вполне сносном русском языке.
