– Полина, я вынуждена сообщить, что у тебя в мозге обнаружена опухоль. По результатам анализов – злокачественная. Но постарайся не расстраиваться. У тебя, как и у всех, есть шанс на выздоровление. И мы сделаем всё, что в наших силах, – с холодной равнодушной улыбкой вещала доктор нашей местной допотопной поликлиники.
Мама рядом ахнула, приложив ладонь ко рту. А я тем временем смотрела сквозь женщину в белом халате напротив и всё стремительней немела телом.
Она сыпала непонятными мне медицинскими терминами, обрисовывала мои перспективы и что-то ещё, но всё, что я смогла выцепить из монотонного бубнежа врачихи, так это то, что как можно быстрее нужно начать курс химиотерапии, потому что времени у нас охренеть как мало, если я хочу жить.
Пробыли мы с мамой в кабинете ещё около пятнадцати минут. Нам дали направления ещё на несколько анализов, выписали таблетки, чтобы моя башка трещала не так сильно, и отправили нас переваривать все эти весёлые новости.
– Поль… всё обойдётся, дочь… – в попытке утешить мама неловко накрыла моё плечо уже в коридоре и хотела обнять меня, но я вывернулась из её рук и скривилась.
– Пошла ты! Пошли вы все со своими «всё будет хорошо», «не расстраивайся»! Вали подтирай и дальше сопли своему муженьку и дочери. А ко мне не лезь!
Ком в горле рвался наружу, глаза пекло, поэтому я быстро отвернулась и пулей полетела на выход.
Пусть катится! Какое ей вообще дело? Всё время она отлично игнорировала моё существование, так пусть и сейчас постарается. Ни за что не поверю, что ей вдруг стало дело до паршивой овцы в семействе Ивановых.
Выбежала на улицу, прошла ещё несколько метров, завернула за угол и прижалась спиной к стене в каменной нише. Дрожащими руками достала сигарету из кармана ветровки, прикурила и затянулась. Меня трясло. А в голове крутились только одни мысли. Почему именно я? Что я такого сделала, что теперь должна сдохнуть? Из-за сигарет? Брезгливо взглянула мутным от слёз взглядом на тлеющую сигарету, а потом нервно и зависимо сделала новую затяжку.
Ну да, я не особо про ЗОЖ, но чтоб наказать меня так за то, что делают большинство в моём возрасте? Бред собачий!
Всё пыталась глушить в себе ком и прикуривала уже вторую сигарету, думая, как же повезёт моей маме, сольётся такая обуза, вечно мешающаяся. Как она нашла этого своего дядю Вову, адвоката, когда мне было шесть, так я сразу перестала существовать для неё. А когда родилась Ленка, и подавно на хрен я стала там не нужна. Шило в их задницах, проблема на голову, которую приходится вечно вытаскивать из какой-нибудь задницы. Да, может, я и неидеальным ребёнком была, да и сейчас, но кто виноват? Пусть валят из бабушкиной квартиры, и всем счастье будет.
Или пусть просто отвалят от меня, живут своей жизнью. Я поступила в универ, хотела снова пойти на подработку, чтобы платить за учёбу самой, съехать в комнату в общежитии, к Катьке. А сейчас мне какого хрена делать?
Долго ходила по улицам, думала, ревела и курила, сбрасывая многочисленные звонки подруги. Не помню, как добралась до дома.
Вся «семья» была уже в сборе. Отчим весело играл с моей семилетней сестрой, мама, как будто ничего сегодня и не произошло, готовила на кухне ужин, смотря по телеку на стене одну из тупых программ по центральному.
На мой приход никто внимания не обратил. А, нет, мама спросила, буду ли я ужинать.
Посмотрела на неё так, чтобы она точно поняла, куда должна засунуть свой ужин, быстро прошла в свою комнату и прижалась к ней спиной. На улице чувствовала себя лучше, даже среди простых прохожих – не такой ненужной.
Снова звонок. И я, ощутив какое-то странное жжение желания в груди, приняла его, наконец.