Дождь.
Он шел не прекращаясь, заставляя живых существ прятаться в укрытие, а землю буквально глотать воду. Он хлестал деревья, срубая листья и ветки, пряча уродство мира, как я прятала уродство своих натруженных балетом пальцев в носках, даже сейчас, пока Рома заставлял подчиняться своей воле.
Заставлял выстанывать его имя, цепляясь за скользкое от испарины тело, пока он на зависть ливню обрушивался на мое податливое тело. Снова и снова.
— На меня смотри.
Это было уже на грани. Его большой идеальной формы член, скользящий внутри, его тело, запах, все это окружало меня, будто пламенем. Я сгорала. И наслаждалась этим. И его серыми глазами. Там отражались все мои чувства.
Он сдерживался. Его движения были четко выверенными. Он вламывался в мое тело для моего удовольствия. В очередной раз ставил на колени, пусть только эмоциональную, чувственную часть меня.
Кроме ощущения его члена внутри ничего не осталось. Только острый незамутненный экстаз и жесткое требование, подкрепленное рычанием.
— Кончай, давай уже.
Одна рука сжала холмик груди и потянула за сосок. Все. Меня накрыло. Мир вокруг уже порядком потемневший, почернел совсем, подобно космосу, в котором новой звездой взорвался мой оргазм.
— Черт, как же я скучал по твоей узкой киске.
Он утробно стонал, продолжая толкаться внутрь, пока я захлебывалась в собственном крике, уже не в силах смотреть в его глаза.
Рома ускорил движения бедрами, отчего отголоски чувственного возбуждения искорками стали вспыхивать в теле и отдаваться в мозгу.
Он резко перевернул меня на живот и проведя по промежности рукой, ввел два пальца, постоянно прикусывая кожу на спине и лаская рукой то одну, то другую грудь.
— Мокрая, какая же ты всегда мокрая. Для меня.
— Рома!
Он оттягивал свое удовольствие, доставляя его мне. Пальцами, губами, своим запахом. Он обволакивал меня, заставляя сдаваться на милость страсти. Снова и снова. И вот я уже насаживаюсь на пальцы. Сама. Желая почувствовать на месте пальцев твердый, пылающий жаром орган.
Второй оргазм накрыл внезапно, выбив дух из тела и вынудив закричать, срывая горло:
— Рома! О, господи!
— Да милая, кричи, кричи для меня, — рычал он, и не дождавшись пока меня отпустит, всадил зачехленный в тонкий защитный барьер член.
Вот и развязка. Рома больше не сдерживался, впиваясь до синяков в мои бедра и вынуждая выгнуться в спине, когда взял за волосы. Его член заработал с отчаяньем отбойного молота, врываясь в мое уже расслабленное тело.
Разрядка настигла его буквально через пару минут. Я ощутила, как член во мне стремительно увеличивается и подрагивает.
Рома кончил, как всегда беззвучно, дрожа всем телом, тесно прижавшись губами к моей спине и прикусывая тонкую кожу. И я знала, что там опять останутся отметины, которые давно стали отражением моей болезненной тяги ко взрослому мужчине.
Мы лежали еще некоторое время, обессиленные любовной схваткой, давно не видевшихся любовников. Возможно, именно редкие встречи делали соития столь неистовыми?
Вот разве могут чувства быть столь противоречивыми.
Еще несколько минут назад я задыхалась от экстаза, потом мне хотелось рвать и метать за глупость. По сути.
Ну, презерватив, ну и что? Но ведь безопасность важнее всего, а Рома не хотел, чтобы я принимала таблетки.
Даже смешно.
Врач и против таблеток. Просто я всегда хотела чувствовать Рому, без барьеров, без условностей, как в тот, первый раз, когда ощущаешь пульсацию живой горячей плоти, вкус семени.
Но даже здесь он закрывался.
Сейчас же я как кошка, объевшаяся сметаны, мурчу у любимого под боком, пальчиком очерчивая гладкую кожу его груди.
Его тело не было похоже на атлетические фигуры наших парней из группы. Все-таки физических сил хирург тратит меньше, чем танцор. Хотя напряжения в разы больше.
