Ночью, 24 октября 1974 года, в квартире на Кутузовском раздался звонок:
– Светлана, Екатерины Алексеевны больше нет, – сообщил муж Фурцевой, Николай Павлович. По телефону было отчетливо понятно – он с трудом сдерживал себя, чтобы не зарыдать перед падчерицей.
– Но… – едва успела вымолвить она, будучи в состоянии шока, как Фирюбин уже положил трубку.
«Как такое могло произойти? Всего несколько часов назад мама была у нас в гостях, и ничего не предвещало беды! А потом мы разговаривали по телефону, когда она была уже у себя, она собиралась спать…» – судорожно выстраивала в мыслях хронологию последних событий вечера дочь Екатерины Алексеевны.
На следующий же день поползли слухи, будто Фурцева сама свела счеты с жизнью. Светлана этому не поверила, впрочем, как и не поверит никогда. «Мама никогда бы не бросила нас с Маришкой!» – таков был ее ответ.
Вторая половина двадцатого века, пожалуй, и не помнит женских имен и лиц, которым бы удалось построить такую же головокружительную политическую карьеру, как у Екатерины Фурцевой. Не говоря уже о том, чтобы превзойти все ее успехи – секретарь ЦК КПСС, член Президиума ЦК, первый секретарь Московского горкома партии и почти четырнадцать лет – министр культуры СССР.
Катя родилась 7 декабря 1910 года в городе Вышний Волочек в Тверской губернии. Ее родители были простыми рабочими: отец, Алексей Гаврилович Фурцев, – рабочий-металлист, мать, Матрена Николаевна Фурцева, – ткачиха на фабрике. В то непростое время детям было незнакомо понятие «счастливого детства», ведь в период первой мировой войны отец Кати был призван на фронт, где и погиб в первых же боях. Несмотря на то, что девочка была совсем маленькой, и своего папу почти не помнила, его смерть оставила глубокий след в ее душе на всю жизнь, это была психологическая травма, которая так и не зажила с годами. Маме, Матрене Николаевне, приходилось очень непросто – она одна растила двоих детей, Катю и ее брата. Об очередном замужестве не могло быть и речи – во время трудовых будней было вовсе не до этого. Матрена Николаевна была сильной женщиной, с жестким характером и силой воли. Видимо, этот «набор качеств» и унаследовала от своей мамы Катя. Однако эта внешняя непоколебимость и сила не смогли побороть внутреннюю слабость и горечь переживаний, с которыми она так и не сумела справиться.
Матрена Николаевна была очень энергичной женщиной, к тому же, очень властной. Если другие работницы, придя домой с фабрики, общались с мужем и детьми, принимались готовить, стирать и убирать, делать уроки и решать другие бытовые вопросы, которых предостаточно у любой хозяйки с мужем и оравой детей, то у Матрены Ивановны распорядок дня, отличающийся от традиционного, проходил иначе. И время это она использовала на благо общества. Все уважали Матрену Ивановну за ее строгость и рассудительность, а потому после революции мама Екатерины стала депутатом в городской совет.
Именно отсюда, именно с этого возраста, Катя влюбилась в общественную жизнь и митинги. К тому же она всегда очень гордилась своей деловитой мамой. Девочка видела, как выступала Матрена Николаевна, как она общалась с людьми, разумеется, она и сама мечтала быть такой. Вскоре Катя пополнила ряды комсомольских активисток. Тогда она и не догадывалась, что именно комсомольская организация подарит ей путевку в жизнь.
В 1925 году Фурцева окончила семилетку. Пятнадцатилетней девчонкой она поступила в школу фабрично-заводского ученичества. И, в скором времени, получив навыки ткачихи, Катя начала работать на ткацкой фабрике «Большевичка» в родном городе Вышний Волочек, там же, где работала мама. Как обычно бывало, ранняя занятость ребенка вызывала только уважение, но Фурцеву почему-то с презрением называли «ткачихой», и обидное прозвище сопровождало ее на протяжении долгих лет. На тот момент казалось, что судьба ее была предопределена. «Неужели в ближайшие тридцать лет мне придется слышать только этот одуряющий грохот ткацких станков? А на пенсии довольствоваться лишь мизерным пособием и ранней глухотой?» – в ужасе представляла себе незавидное будущее Катя.
