Мы тут все вдохновлены Брюссельским проектом
Собственно, нота бельгийского посла в Лондоне от 3 июня 1954 года была официальным приглашением правительству Ее Величества Королевы Великобритании принять участие во Всемирной выставке в Брюсселе, то бишь Exposition Universelle et Internationale de Bruxelles 1958.
Официальное согласие было получено бельгийским послом пятью месяцами позднее, 24 ноября того же года, по случаю визита в Лондон барона Менс де Фернига, генерального комиссара – устроителя выставки. Правительство Ее Величества изъявило свою готовность приступить к подготовительным работам.
То было событие знаменательное – первая ласточка, первая добрая весть со времен окончания Второй мировой войны. Выставка знаменовала собой сближение европейских наций (ранее – воюющих сторон) под знаменем мирного сотрудничества и даже союзничества – в тот самый момент, когда так опасно обострились отношения между странами НАТО и странами советского блока.
Это было время вдохновенного оптимизма, связанного с последними открытиями в области ядерной физики, но и время тревоги тоже. И впрямь, а что, если все эти достижения будут поставлены на службу сил зла, а не добра? Как символ такого парадоксального положения вещей, на Брюссельской выставке, в самом ее центре, предполагалось возвести Атомиум, огромную монументальную конструкцию из металла, спроектированную бельгийским архитектором английского происхождения Андре Ватеркейном. Стометровый Атомиум должен был изображать гигантскую молекулу железа – в природе она меньше в 165 миллиардов раз.
В официальной ноте бельгийской стороны цели выставки были сформулированы следующим образом:
«…дабы собрать воедино достижения человеческой мысли в области искусства, науки, экономики и всевозможных технологий, чтобы таким образом создать всеохватывающую глобальную картину, осуществить прорыв в духовной и материальной сфере и принять вызов стремительно меняющегося мира. Базовой целью выставки является внести свой вклад в развитие и воссоединение всего человечества на основе уважения к каждой отдельно взятой личности».
История умалчивает, какой именно была реакция британского министра иностранных дел, когда он впервые прочел сии пафосные строки. Но, как полагает наш герой Томас, господину министру нарисовалась весьма безрадостная перспектива: четыре года напряженной подготовки, обсуждений, бесконечных споров плюс финансовые траты… Наверное, в этот момент послание выпало из его безвольных рук, он устало приложил ладонь ко лбу, выдохнув: «О нет… Вот уж эти чертовы бельгийцы…»
Томас был человеком тихим – и только тем примечателен. Работал он в Центральном управлении информации на Бейкер-стрит. Его сослуживцы называли его между собой «Ганди» – Томас был настолько молчалив, словно принял пожизненный обет молчания. Одновременно, и опять же за его спиной, одна группа секретарш нарекла его «Гари» («уж больно он похож на Гари Купера»[1]), а другая группа звала его «Дерком» – потому что глаза его были «прямо как у Дерка Богарта»[2]. Как бы то ни было, обе «конкурирующие группы» сходились на том, что Томас очень красив собой. Кстати, сам он чрезвычайно удивился бы столь лестной характеристике и, скорей всего, не знал бы даже, что ответить по этому поводу. Люди, встречавшие его впервые, отмечали про себя чрезвычайную скромность и мягкость его характера, и лишь только со временем (что тоже не факт) вдруг уловили бы в нем некоторые нотки самоуверенности, почти что самодовольства. А пока все сходились на том, что он «честный надежный парень» и «тихий скромняга».
К 1958 году стаж Томаса в ЦУИ насчитывал уже четырнадцать лет. Он пришел сюда в 1944 году, когда ведомство еще называлось Министерством информации, а ему самому было восемнадцать. Сначала Томаса взяли курьером. Он продвигался по службе уверенно, но больно уж медленно, пока не добрался до теперешней должности младшего копирайтера. Так что на сегодня ему было тридцать два, и бо́льшую часть своего рабочего времени он занимался составлением брошюр по здравоохранению и безопасности жизни – например, советовал пешеходам, как и где лучше переходить дорогу, или предупреждал дохлятиков, что стоит избегать массовых скоплений людей, если не хочешь подхватить простуду. Временами Томас предавался воспоминаниям о своем детстве, сравнивая себя с отцом (тот владел пабом), и приходил к выводу, что сам он очень даже неплохо выбился в люди. Но в иные дни работа казалась ему утомительной и никому не нужной – словно вот уже много лет он топчется на одном месте. В такие минуты Томасу хотелось придумать что-нибудь эдакое, чтобы сдвинуться с мертвой точки.
