На точке возрождения царила гробовая тишина. По крайней мере, так казалось.
Вокруг по-прежнему сновали люди, и то и дело вспыхивали короткие яростные стычки, однако мы с друзьями чувствовали себя так, словно оказались в вакуумном пузыре. Невидимом, беззвучном, непроницаемом. Ограждающем от внешнего мира.
Мне, как и остальным, потребовалась пара минут, чтобы полностью осознать весь смысл и всю грандиозность неожиданного открытия. Уж больно очевидное и оттого чертовски ошеломительное оно было. Все равно, что зажженная петарда, брошенная под ноги прикорнувшей у подъезда бабульке.
– Боги, какой ужас… – прошептал Эстир, сунув в рот кончик правого уса. – Один из четырех братьев-стихиалиев… повелитель животного царства и, по сути, бог… а я игрался с ним как с какой-то плюшевой куклой…
– И еще «стрелял» из него по армии Доминиона, в прямом эфире, – нервно хихикнул Мозес. – После чего перевернул вниз головой и дунул в задницу, словно в дымящееся дуло револьвера.
– М-да.
– А я дернул за хвост… Нечаянно, – покаялся Герман. – Еще тогда, в башне. Когда тот увел у меня из-под носа говяжий стейк. Но это еще что. Гундахар так вообще предлагал…
– Велор, заткнись! – вовремя спохватившись, генерал шагнул вперед и отвесил напарнику увесистый подзатыльник. – Чертов стукач!
– Э, руки!
– Парни, не хочу вас расстраивать, но мы и правда беспросветно тупые… – продолжал сокрушаться шаман. – Его имя. На языке первых людей слово «ханг» означает «младший», а «вил» – «брат». «Айя лаир вил», помните? Фраза, что сказала Владу Алекса при встрече. «Я люблю тебя, брат». Тоже своего рода подсказка. Такая, что проще и быть не может. И те символы на его лапах.
– А что с ними?
– Вас не смущает, что у обычных зверей их нет? Ни у кого. Почему? Да потому что это символы стихиалиев!
– Ты прав, – Август медленно встал и прислонился спиной к мегалиту, разминая затекшие ноги. – Но кто по-настоящему тупой, так это я. В отличие от вас, мне понадобилось почти сорок лет, чтобы это понять.
– То есть? – удивился я.
– Видишь ли, мы с Хангвилом – давние друзья, – улыбнулся тот. – Где-то на третий год после моего пробуждения мы с Эдвардом и Адой отправились в подземелье под Закумом, что на восточном континенте. Там я его и нашел. Запертого в клетке из орихалка глубоко под землей. Не знаю, как много лет или веков он там провёл, но в благодарность за освобождение Заранда выразил готовность стать моим фамилиаром. Так мы и подружились. И почти три десятилетия оставались неразлучны до тех пор, пока его не убили.
– Убили?
– Да. Гармахис, – Август протянул мне ладонь, помогая встать на ноги. – Пернатый подонок отрубил Хангвилу голову. Клинком из божественной стали. Для любого из живых существ это означает одно – верную смерть. Окончательную и бесповоротную. Но только не для того, кто является истинно бессмертным. В тот день Заранда умер, как и умирал бесчисленное множество раз за те миллионы лет, что он бродит по свету, а затем заново переродился в крохотного медвежонка первого уровня. Я понял, кто он, когда нечаянно наткнулся на него в начальной зоне. Ровно за неделю до того, как встретил тебя. Но по какой-то причине Хангвил меня не вспомнил. Точнее – отнёсся со спокойной сдержанностью. Как к старому другу из детства, с которым связано множество теплых воспоминаний, однако при этом каждый понимает, что ваши жизненные пути давным-давно разошлись. Он словно ждал кого-то, но не меня.
– Эо, – улыбнулся Мозес.
– Верно, – подмигнул «учитель». – Было бы глупо представить, что Вайоми-старший проигнорирует пробуждение Влада и оставит потенциального наследника без присмотра.
– Август, а что насчет той статуи в пещере старых богов? С Пуньей на правом плече, – спросил я.
