Пало-Альто. 25 октября 2029 года.
В кабинете дома было тихо. Очень тихо.
Ночь – лучшее время для раздумий. По крайней мере, так считал Эдвард Доусон – пожилой профессор Стэндфордского университета и по совместительству глава Лаборатории ИИ им. Чарльза Бэббиджа.
Мужчина сидел абсолютно неподвижно, так и не удосужившись снять пальто, и, казалось, полностью отключился от реальности.
Он понимал, что не уснет. Слишком много дел, слишком много мыслей. Слишком много кофеина, влитого в организм за последние сутки. К тому же на часах шесть двадцать семь утра. Ровно через час рассвет, и нет никакого смысла ложиться. По мнению профессора, лучше было не спать вовсе, чем ходить весь следующий день с чувством «песка в глазах».
Доусон сидел уже третий час.
Постепенно возбуждение сменилось флегматичным спокойствием. Дыхание стало редким и глубоким, пульс замедлился, а организм, приведенный в состояние покоя, ниточку за ниточкой принялся перетягивать одеяло на себя. Приглушить и без того тихие звуки, утяжелить веки, пустить в кровь мелатонин…
Пара хитрых манипуляций, и голова плавно опускается на грудь. Правая рука свисает, касаясь пальцами пола, а перед глазами плывут образы.
И снова он оказывается в своей лаборатории. Только это не та привычная ему белоснежная комната, усеянная передовыми технологиями, а темный бункер, освещаемый лишь снопами искр с одной-единственной лампой выхода.
Страх. Не холодный, механический сигнал псевдопаранойи, но простой животный страх рождается в животе и быстро распространяется по всему телу. А спустя мгновение прямо из пола начинает вздыматься фигура, сотканная из мрака.
Как и прежде, у фигуры не было лица, по которому он мог бы её опознать. Лица либо не было вовсе, либо оно было нечетким, расплывалось и таяло перед глазами прежде, чем Доусон успевал рассмотреть хоть одну черту.
Ужас нарастает. Профессор бросается к выходу, однако ватные ноги подкашиваются, отчего тот падает на колени. Пытается ползти, не отрывая взгляда от света лампы, но руки утопают в неожиданно вязком полу. Он понимает: фигура стоит прямо позади, внезапно преображаясь в статую, отлитую из металла. Безжизненную, неподвижную, невероятно тяжелую.
«Главное разглядеть лицо… увижу лицо – и всё кончится». Собирая остатки мужества, профессор поднимает голову, однако лица по-прежнему нет. Лишь пустые глазницы, сковывающие их взгляды и искажающие пространство, уплотняя темноту в подобие отсчета: 3651.21.44.35…
***
– Эдвард?!
От резкого пробуждения мистер Доусон дернулся всем телом и тут же ухватился за столешницу, теряя равновесие.
– Дорогой? Ты дома? – дверь кабинета тихонько приоткрылась, и в проеме показалось сонное лицо Элли.
– Да-да, я тут. Привет.
– Привет! Ты давно вернулся? Как прошло в Нью-Йорке? И почему ты не позвонил? – Элли тут же засыпала мужа вопросами, попутно помогая расстегнуть пальто и снять галстук.
– Пару часов назад. Сам не знаю, как прошло, – тяжело вздохнул мистер Доусон. – Я силен в точных науках, а не в переговорах и дипломатии. И, ей-богу, не понимаю, почему меня вызвали не в министерство, не в Вашингтон, а прямиком в штаб-квартиру ООН. «Предупреждение опасности технологического триумвирата»… Надо же было так назвать, – Доусон выдержал минутную паузу. – Будут создавать специальный комитет по вопросам искусственного интеллекта, наноробототехники и генной инженерии. Наше правительство идею поддержало и уже выдало ряд постановлений.
– Я так полагаю, все из-за Ады?
– Разумеется. Они хотят её заполучить. Хотят и боятся.
– Пойдем, сделаю тебе кофе, – Элли направилась в сторону кухни, отметив блеск в глазах мужа, из чего следовало одно: беседа будет долгой. – И чего же они боятся?
