Эллиан. Страж Ночи

Под старым, мхом поросшим пнём, в самом сердце Лесного Круга, просыпалась деревушка Хвостатая Лощина. Снаружи пень казался обычным – разве что удивительно круглым, с мягкими ярусами мха, по которым любили бегать жуки и кузнечики. Но стоило заглянуть под корни, и открывался целый мышиный городок: тёплые норы, выложенные гладкими камешками, ходы, пахнущие сухими травами, и крохотные фонари из светлячковых стеклышек, мерцающие даже днём.

Из глубокой норки под самым основанием пня вылез Эллиан – ещё совсем юный мышонок, тоненький, с чуть взъерошенными усами и большими, сияющими глазами. Он зевнул, потянулся и огляделся: день только начинался, и в Лощине было особенно красиво.

Сверху сквозь древесные щели струился солнечный свет, прорезая пыльцу в воздухе. Где-то в стороне – у источника – уже хлопотала тётушка Миззи, раскладывая листья-мяту для чая. На верхнем уровне пня старейшина Берк топал костяшками, проверяя ветряные ловушки. А у мастерской пахло древесной смолой – кузнец-крот Ломус уже точил крошечные лопаты.

Эллиан вдохнул полной грудью: воздух был густ от запахов – земляники, пыльцы, мха и чуть-чуть дыма от сушильни.

– Доброе утро, – пробормотал он, самому себе. – Сегодня я найду северный след…

Он схватил свою любимую тростинку – палочку, которую называл «Стражевой меч», и выбежал наружу, где уже суетился кто-то из соседей. Он представлял, будто стоит на страже великого королевства, как в легенде о мышином дозоре, которую бабушка читала ему на ночь.

– Эллиан, лапы вымой! – послышался голос изнутри норы. Бабушка Хельда, мудрая и строгая, но с добрым сердцем, уже ставила на стол угощение – горячие корешки с медом и сырные лепёшки.

Из соседней норы лениво вылез Тимон – старший брат, в настоящем дозорном плаще из пёрышек. Он уже был учеником у дозорных и считал Эллиана маленьким, хотя и слегка завидовал его фантазии, но виду конечно же не подавал.

– Ты опять мечтаешь о севере? – хмыкнул Тимон, запихивая за щёку лепёшку. – Там только дожди и мокрая хвоя.

– А может, там звёзды ближе! – ответил Эллиан с вызовом. – И кто-то должен их охранять!

– Сегодня твоя очередь чистить муравьиные дорожки у западной норы! – строго парировал Тимон.

Эллиан недовольно поёжился. "Почему всегда я?" – хотел было буркнуть, но вспомнил, что обещал бабушке быть "более полезным". Бабушка лишь покачала головой, но в уголках её глаз блеснули добрые морщинки. Она знала, что мышонок этот – особенный.

Когда завтрак был съеден, а крылечки подмётены, Эллиан остался на крыльце, разглядывая карту, вырезанную из листа. Это был его собственный «план дозора» – с тропами, ловушками, башнями (в действительности – камешками и корягами). Он наметил маршрут: сначала через грибной холм, потом мимо трескучего ручья…

Когда эхом разнёсся звон из ракушки, Эллиан подскочил. Сердце застучало где-то в груди, как маленький барабанчик. Это был сигнал дозора – возврат с обхода, иногда тревожный, если в лесу что-то не так. Он кинулся к тропинке, ведущей к северному выходу из пня.

Там уже собрались другие жители Лощины: старушки с покрытыми мхом корзинками, дети с глазами-лампочками, тётушки, жующие стебли чабреца. Все ждали.

Из тени еловых игл показались трое: рослый дозорный Мейр, шустрая мышка Лира – и между ними, усталый, но важный – Тимон. На его плече был разорван кусочек плаща, а на щеке – тонкая царапина.

Эллиан ахнул.

– Тимон! Что случилось? Это кровь?

– Не моя, – буркнул брат и устало шлёпнул по плечу Лиру, который тащил сумку. – Мы наткнулись на ласку. Прямо у западной тропы.

Вокруг послышался вздох. Кто-то выронил корзинку.

– Она охотилась? – спросил кто-то.

– Она пробовала нюхать следы. Мы дали ей понять, что Лощина – не для неё, – голос Мейра был твёрд, как кора. – Но, похоже, она вернётся. Мы усилим дозор.