Шла последняя неделя пребывания в аббатстве Святого Причастия. Мать настоятельница приготовила для своих выпускниц миниатюрные библии и шали, которые вышивали монахини на продажу, но девочкам достанутся в подарок, на память о трёх годах воспитания.
Все находились в радостном предвкушении возвращения в родные дома. Кому-то даже уже подыскали приличных женихов.
Только одна Констанция, высокая, худая и вечно печальная девушка с грустной завистью наблюдала за соседками. Ее никто нигде не ждал. Она подкидыш. В раннем детстве, как она сама мутно помнила и как ей рассказывали сестры, знатная дама в густой вуали и в черной карете привезла девочку к воротам и отдала матери настоятельнице. С тех пор она росла тут и кроме, как посвятить себя монастырю и вечному изгнанию из общества, не представляла свое будущее.
Воспитанницы не слишком спешили с ней общаться, скорее избегали. Но, к своей чести, хотя бы не издевались над подкидышем. Все понимали, что она незаконно рождённая бесправная жертва тайной любви или страсти. Но это не обсуждалось.
У нее была только одна подруга, к которой она не боялась подходить и даже жили они в одной келье, – это Эльвира де Моруа, слегка заносчивая и горделивая, но всегда стоящая горой за справедливость. Другие девчонки даже ее побаивались, но часто спрашивали совета.
Откуда Эльвира брала не по годам свою мудрость, не знали даже монахини, но причисляли это к талантам знатного рода де Моруа.
Дедушка Эльвиры был придворным поэтом ещё при Филлипе. Дядя удивлял своими портретами, которые казались ожившими. А уж про достославных кавалеров времён рыцарства и говорить мало. Настолько они принесли много заслуг в своих завоеваниях.
Эльвира была довольно высокой, грациозной, но по своему поведению больше напоминала амазонку.
Ее острому уму и пытливости завидовали многие. Особенно ей легко давалась философия и история. Казалось, будто она сама бывала в прошлом и помнила все имена и даты, описывала события дней минувших, словно это произошло с ней вчера.
Поэтому, когда наступало время этих двух уроков, остальные воспитанницы могли не беспокоится муштры. Эльвира всю инициативу брала на себя и рассказывала больше, чем знали преподаватели.
И вот эта стройная, самовлюбленная и горделивая девушка, можно сказать, взяла под свою опеку одинокую Констанцию.
Незадолго до выпуска написала отцу письмо с просьбой приготовить комнату и для Констанции, ибо теперь она будет жить с ними и будет ее компаньонкой.
Даже, ещё не получив ответа из дома, Эльвира уже объявила всем о своем намерении и приказала подруге собирать вещи в дорогу.
Никто и не сомневался, что будет так, как она решила.
Отец был вдовцом и баловал свою единственную дочь.
Констанция же попыталась отнекаться, но не тут-то было. Эльвира повела бровью, оглядывая жалкие пожитки соседки, и решила, что потом в поместье найдет ей наряды куда приличнее.
На этом и поставили точку.
Надо сказать, что мать настоятельница недолюбливала зазнайку Эльвиру и даже была рада ее поскорее спровадить. Острый ум и наблюдательность этой девчонки всегда подмечали то, на чтобы совсем не хотелось обращать внимание, и это ставило учителей в нелицеприятном свете.
Но и самой Эльвире тоже изрядно поднадоело это затворничество. Хотелось свободы, хотелось домой, оседлать скаковую лошадь и мчаться по полям, стрелять, как в детстве, из лука по голубям, а потом с егерем их жарить на костре.
И до всего этого оставалось ровно несколько дней. Их она начала отмечать мелом на стене у своего изголовья. И чем быстрее приближался срок освобождения, тем веселее она становилась и тем грустнее становилась напуганная неожиданным будущим Констанция.
