1934 год, сентябрь, Париж.
Владелец кафе "Les Deux Magots", что с конца прошлого столетия прижилось на бульваре Сен-Жермен де Пре, окинул ленивым взглядом двух сидящих за столиком возле окна мужчин, единственных посетителей заведения, тяжко вздохнул, вернулся к протиранию тонкостенного стакана, который и без того радовал глаз чистотой и прозрачностью. Вздыхать было от чего: выторга посетители не сделали, и в столь ранний час можно было бы ещё подремать за стойкой, если б не ранняя парочка.
Посетители, в свою очередь, во время негромкой беседы иногда бросали взгляды на владельца заведения, только по иной причине: им крайне не желалось, чтобы их разговор услышали посторонние уши.
Одному, тому, что возле окна, на вид было лет пятидесят. Серый костюм – тройка в крупную клетку, светло – коричневые ботинки на толстой каучуковой подошве, нога на ногу, тонкие голливудские усики над верхней губой, раскованная, слегка развязанная манера поведения. Американец: определил намётанный глаз хозяина кафе. Уж кого-кого, а янки он отличал сразу.
А вот второй европеец, только из какой страны разобрать трудно. В костюме от местных кутюрье, но не француз, не парижанин: отсутствует лёгкость, которая отличает французов, тем более парижан, от других национальностей. Скорее всего, немец: скуп в движениях, глаза прячет за очками в толстой оправе.
«Немец» стрельнул глазами в сторону барной стойки. Хозяин зевнул: да нужны вы мне… Впрочем, парижанин отметил: американец едва притронулся к своей чашке с горячим напитком. Напрасно: кофе в "Les Deux Magots" отменный, его даже Скотти[1] нахваливал. А Скотти это вам не что-либо как… Говорят, книжки пишет! И говорят замечательные…
Хозяин кафе покачал головой и снова принялся яростно тереть полотенцем стакан.
Мужчина, в костюме в крупную клетку, с острым, изборождённым глубокими морщинами лицом, действительно сделал только один глоток: он себя неважно чувствовал.
«Немец» к тому часу проглотил круосан, запил крепким напитком. Прожевал, после негромко, так, чтобы услышал только собеседник, произнёс:
– Руководство моей страны ознакомилось с вашим предложением, господин Тесла. Иначе, как понимаете, наша встреча бы не состоялась.
Никола Тесла тут же заметил:
– Под руководством вы подразумеваете весь ваш коллегиальный орган, или только господина Сталина?
Мужчина в очках сделал глоток из чашки, продолжил монолог, словно не услышал вопроса:
– И просило передать: оно нас заинтересовало. – Заглянул внутрь чашки, вздохнул с сожалением: напиток закончился. – Отличный кофе! – чашка с негромким стуком опустилась на стол. – Имя Николо Тесла хорошо известно в стране Советов. Вашей работой восхищаются многие советские учёные. Однако имеется несколько моментов, которые мне поручили выяснить. Внимательно изучив то, что вы прислали, наши специалисты пришли к выводу: вы нам предлагаете только установку. И ни словом не упоминаете о принципе, на котором она работает. Мы вас правильно поняли? Установка, слов нет, заманчива. Работа с любым материалом с помощью светового луча…
– Не светового, а энергетического! – поправил собеседника Тесла. – Точнее, сгустка энергии.
– А разве свет не есть сгусток энергии?
Тесла кивнул головой.
– Только в моём аппарате заложен иной принцип. Отличный от светового.
– Именно об этом мне и поручили поговорить с вами. Насколько мы понимаем, нам предлагается готовая установка, причём в таком состоянии, что в случае поломки, её не получится отремонтировать самостоятельно, потому, как к ней никто не будет иметь доступа, кроме изобретателя. Верно?
– Именно так.
– Иначе говоря, моя страна приобретает устройство, которое не в состоянии ни скопировать, ни запустить в производство.
