Перед дверью в камеру Роэл замерла, без надобности поправляя воротничок застегнутого на все пуговицы белого халата. Будь ее воля – бежала отсюда со всех ног. Но свободная воля – это роскошь, которой у нее нет.
Тяжелая дверь, железная, перед ней еще одна, из титановой решетки, заперта на два замка – сверху и снизу, а по бокам караулят огромные охранники с незапоминающимися, но жесткими лицами. Чтобы тот, кто находится в камере, уж точно не смог сбежать.
«Роэл Харт, стажер» написано на бейдже-пропуске, прикрепленном к верхнему карману ее халата. Еще там маленькая фотография, которая получилась откровенно неудачной: собранные в пучок бесцветные волосы, поджатые губы и вытаращенные глаза, словно Роэл чему-то удивляется. Нужно было попросить начальника службы безопасности, который делал это удостоверение, перефотографировать ее, но девушка постеснялась. Теперь все в лечебнице имеют возможность полюбоваться насколько Роэл нефотогенична, ведь это изображение она каждый божий день носит на груди!
А впрочем, по сравнению с тем, в какой капкан она угодила, это лишь досадная мелочь, недостойная даже упоминания.
Господи, как же страшно, как не хочется туда! Все ее существо протестует, но он приказал. Не подчиниться приказу она не может.
Интересно, догадываются ли эти дюжие охранники, четкими движениями отпирающие многочисленные замки и засовы, что под накрахмаленным халатом у стажерки Роэл Харт нет ничего, кроме кружевных чулок? И что пришла сюда она не по своей воле, а по воле того, кто находится за решеткой? И что Роэл отчаянно нуждается в помощи, но не может никому об этом сказать?
Затаив дыхание, Роэл переступила порог, и стальная дверь захлопнулась, отрезая путь к отступлению. За ее спиной лязгали запираемые замки, и она вздрагивала от каждого звука, боясь даже взглянуть в другой конец камеры.
Все. Заперта в одной клетке с чудовищем.
– Ты и представить себе не можешь, куколка, как я рад тебя видеть.
Услышав его тихий голос, Роэл подняла голову. Ему нравится подавлять ее. Сейчас она целиком и полностью в его власти, но, в конце концов, Роэл не позволит запугать себя окончательно!
– Чего не могу сказать о себе, – отозвалась девушка спокойно.
И пусть внутри Роэл вся дрожала от страха и отвращения, она не доставит мерзавцу удовольствия это понять.
Гаспар Леоне разглядывал девушку с затаенной улыбкой и голодным огоньком, слабо мерцающим в воспаленных зелёных глазах. С похожим выражением жестокий ребёнок смотрит на новую игрушку, прикидывая, что ей вначале оторвать – ножки или ручки.
Роэл, судорожно сглотнув, отпрянула, хотя и находилась в зоне, очерченной толстой оранжевой линией, на которую Гаспар в своих магнитных железных башмаках ступить не мог.
Гаспар усмехнулся, обнажив жуткие, окованные серебром зубы. Роэл каждый раз передергивало, когда она их видела.
– О, куколка, – хрипло протянул он, поедая девушку глазами. – Этот волшебный оранжевый полукруг не защитит тебя, ты же знаешь…
– Мистер Леоне, я ваш врач. Прошу соблюдать субординацию и обращаться ко мне подобающим образом, – отчеканила Роэл, но не успела договорить, как он расхохотался, обидно и нагло.
– А я даже подумать не мог, что с тобой будет настолько весело, – отсмеявшись, проговорил Гаспар. – Во-первых, мы оба знаем, ты не врач, а во-вторых… ничего, что я тебя трахаю, куколка? Это никак не повлияет на субординацию?
– Не называйте меня так! – воскликнула Роэл зло. – И вообще, я не собираюсь больше…
– Расстегни халат, – негромко велел Леоне.
Он выпрямился в своем серо-синем тюремном комбинезоне, хорошо сидящем на ладной фигуре. В вороте виднеется белая футболка с высоким горлом, темные волосы прилизаны, тонкие кровавые губы кривятся в усмешке, а нездоровый блеск где-то на самом донышке неестественно зелёных глаз пугает и завораживает.
