Полдня промелькнули под визг карусельного станка, норма выполнена и перевыполнена, наступило время подзаправиться. Заслуженный обеденный перерыв! Егор выключил агрегат, взял ветошь. Устал. А до отпуска ещё тыщщу лет. Чем заняться вечером? В киношку?
– Проханов!
Это, конечно, Нюрка, комсорг цеха, некрасивая, хоть и в теле, но, опять же, страшная зануда и какая-то… пресная, что ли. С такой не стал бы ни за какие коврижки, увольте.
– Ну?
– Проханов, дуй в красный уголок. Профорг зовёт. Вроде о горящей путёвке речь шла. Везёт некоторым…
– А куда? На море?
– Много хочешь.
– Ну тогда в Сибирь.
– Вообще не в курсе. Иди, сам узнаешь.
– Ладно, уговорила.
Нюрка убежала, цокая каблуками. Егор убрал рабочее место и не торопясь вышел из цеха.
В красном уголке молодой профорг Приходько играл в шахматы с пожилым парторгом, ветераном войны Иван Иванычем Рыбиным.
– Звал, начальник? Зачем звал?
– А, наш передовик! – Приходько встал, открыл железный шкаф. – Вот, дорогой товарищ Проханов, администрация премирует тебя десятидневным пребыванием в пансионате “Сосново”.
– А на кой, простите за мой французский? Вроде на здоровье не жалуюсь, тьфу-тьфу-тьфу.
– Чудак человек! Это ж не санаторий, а про-фи-лак… тьфу, чёрт, пан-си-о-нат, учреждение для отдыха трудящихся. Природа, воздух и… прочее, – профорг понизил голос, искоса поглядывая на парторга. – Так что езжай, и узнаешь, чем там люди занимаются. Я бы и сам с удовольствием, да вот…
– Да, Егор, не отказывайся, – подал голос Иван Иванович. – Отдохнёшь зачётно. Путёвка бесплатная, в отделе кадров заявление напишешь, и прямо сейчас, с обеда, можешь идти.
– Ну это как бы…
– Ты что, в свободное время банки грабишь?
Егор давно успел привыкнуть к своеобразному юмору ветерана.
– Э-э-э… В своё свободное время я взял за правило посещать библиотеку, а также зоологический сад.
– Хорошо. А девушка у тебя есть?
– Ну как сказать… Сейчас, в данный момент? Нет.
– А не в данный?
– Аналогично нет.
– Вот и чудно! – подхватил профорг. – Вернее, неправильно выразился, то есть в том смысле, что ты человек свободный, вот и развеешься там, имеешь право. И для института справку дадим.
– Это как раз не обязательно, только что сессию сдал, каникулы.
– Тогда вообще хэнде хох, цап-царап, как у нас на Втором Белорусском говорили, – добавил парторг.
Егор вздохнул:
– Ладно, что ж делать…
Уже за проходной он услышал жеребячье цоканье Нюркиных каблуков.
– Егор!
– Ась?
– Егор, сегодня в ДК Крупской “Поющие гитары”, знаешь?
– Неа, не знаю.
– А у меня два билета.
– Зачем тебе два?
– Вот и я о том. Хочешь?
– Хочу. То есть чего я хочу?
– На концерт пойти.
– С тобой?
– А что такого?
– Да знаешь, – замялся Егор. – Мне завтра в пансионат.
– Ну и что?
– То есть я вообще-то равнодушен… э-э-э… к джазам.
– Но ты же сам сказал “хочу”!
– Я другое имел ввиду.
– Что другое? – смутилась Нюрка и даже как будто покраснела.
– А этого я не скажу, ты ещё маленькая.
– Ха-ха, маленькая. Сам ты маленький.
– Ага.
– Ну так как?
– Послушай, Клава, я хочу откровенно сказать. С некоторых пор, как в комсомол приняли, всегда говорю как на духу…
– Я не Клава, я уже двадцать лет как Анна!
– Да?! А, ну да. Тоже неплохо. Как пулемётчица. Короче, у меня такой принцип по жизни, что если что-то у меня и есть, а чего-то уж точно нет, и с концами. Принцип, понимаешь? Кремень! Ух-ух!
– Ничего не поняла. Чего нет?
– Честных намерений.
– Тьфу, напугал, – Нюрка деланно засмеялась. – Да никто не требует от тебя никаких честных намерений. На концерт не хочешь, билеты продам, не проблема, с руками оторвут. Может, в кафе зайдём, в стекляшку? Прямо сейчас, ненадолго.
– Зачем это?
– Ну Егор, какой же ты угрюмый! Мне надо тебе кое-что сказать. А потом всё. Очень надо. А?
