Было холодно. Ночной перрон большого города и одиноко стоящая фигурка. Вокруг были пассажиры и провожающие, но она была обречённо одинокой, и казалось, весь мир отгородился от неё, как-то забыл и почти вычеркнул из своего бытия. Это было заметно. Подошёл поезд. Фигурка встрепенулась и медленно пошла в толпу садящихся пассажиров. Вагон был общий, душный и грязный. Вот место. Опять оцепенение. Наконец перрон вздрогнул и медленно поплыл: начался дождь, и косые струи заплакали по стеклу. Громкий и сиплый голос проводницы привёл в чувство и вернул в реальность: давайте ваш билет, куда едете?! Ах да… Лена начала искать его. Боже мой! Куда же он девался? Он был в руках, когда она садилась на поезд, и проводница его уже видела. Она опять, наверное, положила его обратно, в сумочку, а там и деньги, и документы на поступление в институт. Сумочка… но её на плече не оказалось. А дальше – опять противный звон в ушах и сквозь пелену – лицо подвыпившей проводницы, бурно жестикулирующего начальника поезда и угроза высадить на первой же станции, голоса сочувствующих пассажиров. Но не было билета, не было денег на покупку нового, значит, не было и права ехать. Что-то не пускало её туда, до намеченной черты, не давая возможности начать новую жизнь, что-то тащило назад, хватая за горло, мешая сказать какие-то слова в своё оправдание, начать просить, плакать, хоть что-нибудь сделать, вызвать сострадание и выпутаться из этой нелепой ситуации.
Опять перрон, мокро и одиноко, маленький убогий вокзал, бессилие от невозможности что-либо предпринять. На этой крохотной станции не было даже милиционера. Хотя это ничего не меняло – она не в силах была бы объясниться с ним. Наконец после долгих хождений туда-сюда по перрону, Лена, опустившись на влажную вокзальную лавку, заснула. Сон был сплошным запутавшимся и затянувшимся кошмаром с небольшими периодами передышек и погружений в неистовые ужасы.
Вот отчим с топором, как в детстве, гоняется за ней, грозясь убить. Слёзы мамы. Вот любимый её предаёт и бросает в глаза, что уходит к другой, какие-то похороны, расплывающиеся лужи крови, медленно обволакивавшие её, и уродливые рожи вокруг, тянущиеся к ней. Бред закончился с первым лучом солнца, скользнувшего по лицу. Лена проснулась. Надо было что-то делать, куда-то идти…
Вокруг вокзала располагались дома небольшого посёлка. Они стояли по обе стороны большой, очевидно, центральной улицы. Там, за заборами, начиналась утренняя жизнь, спокойная и обыденная, но какая-то очень отстранённая, как в кино. Эта окружающая жизнь её не касалась: она была рядом, но её уже как бы не было в ней. Казалось, её даже никто не замечает вовсе. Ноги несли куда-то её тело, но не было желаний, ничего не хотелось. Куда она идёт? Зачем? Вот и посёлок закончился, началась роща. Нежные ветви берёз касались иногда лица, но тоже, как в кино, не вызывали никаких ощущений. Она уже давно думала о смысле жизни, боролась и цеплялась за неё, пыталась как-то существовать. Иначе и не назовёшь эту её жизнь – вечная балансировка на канате и неизменное падение, и снова канат, с тупиком в конце, и всё нужно начинать сначала. У неё нет больше сил, ей не просто не везёт – это что-то другое… Лена остановилась, сердце её билось в груди как-то медленно. Холодный пот выступил на лбу. Она вдруг поняла, что стоит у последней черты: позади развалины, впереди бездна. Её душа спокойна, она почти смирилась с этим. Всё вокруг, как во сне, начало замедляться. Вот она ступила на железнодорожное полотно, скорее выкарабкалась на него по насыпи, и так быстро! Как это у неё получилось? Галька скрипит под ногами, гудок подходящего поезда, вот она – «черта» – нужно просто расставить руки и шагнуть или просто стоять и ждать… Вот он конец всему, а может быть, начало?!
