«Феечка, спаси! Прости, что подвел. Твой муж».
Я перечитала текст внезапно прилетевшего вестника второй раз. Потом третий. Аккуратно положила на стол перед собой, разгладила и откинулась на спинку стула.
Мне одной ничего не понятно или есть еще кто-то такой же?
– Мне нитиво ни панятно, – прочавкала Зараза.
– Я спросила вслух, да? – не отрывая глаз от записки, задала я вопрос.
– Да, Клари́сса. Ничего, что я по имени и на «ты»? – вполне миролюбиво добавила подобревшая после сытного ужина риа́та[1] Ланц. – Мне тоже ничего не понятно. Что случилось?
Я хмыкнула. Одним пальцем пододвинула послание к драконице, дождалась, пока она прочитает, и спросила:
– Ну, что скажете? Узнаете почерк?
– Узнаю, конечно. Но позвольте! Почему тебе пишет Э́дгар?!
– Ага! – выпрямилась я. – Так и думала, что это он! Вот поганец! Опять во что-то влип! Нет, но каков наглец!
– Так! Я ничего не понимаю! – побарабанила по столу пальцами свекровь. – Насколько я вижу, ты еще невинна. То есть брак не консуммирован. Публика видела тебя с И́рденом. Родня говорит, что на его запястье тоже активированный брачный браслет. Из чего делаю вывод, что этот… сын мой… дорогой… – с паузами, сдерживая эмоциональные эпитеты, размышляла она вслух. – Без родительского одобрения… Вот, в общем. Да?
– Н-ну-у-у… – ушла я от ответа.
– Ничего-ничего, Кларисса. Так вот. Так какого… гоблина тебе шлет письма Эдгар и подписывается мужем?! – рявкнула она, подрастеряв выдержку.
– Длакономать, ты не пелезывай. У нас плосто два длакономузя. Один тють-тють убезял. Я его пока не виделя. Длугой… холосый, доблый и с класивым хвостиком. Тока он тозе тють-тють улетель.
Свекровь начала звереть. В буквальном смысле. У нее началась непроизвольная трансформация. Пальцы удлинились и превратились в драконьи, по коже побежала чешуя, а челюсть начала выдвигаться вперед и наружу полезли клыки.
Вот только дракона в натуральную величину мне в кухне и не хватало.
Я быстро встала, вытащила из шкафа бутылку гномьего самогона, приобретенного совсем недавно с целью дезинфицировать порезы. И оттирать следы от клиентских собачек.
Так вот, выхватила я бутыль, быстро плеснула ее содержимого в стакан и сунула драконице в ладонь. Сжала ее пальцы обеими руками, чтобы она не выронила, помогла донести до рта и скомандовала:
– Пейте! Залпом!
Что характерно, она послушалась, влила в себя алкоголь и выпучила на меня глаза, забыв, как дышать. Пришлось подсказать:
– Дышите!
Риата Ланц вдохнула, выдохнула, и мы с Заразой едва успели нырнуть под стол, потому что дыхнула она струей огня.
– Вот это да-а-а… – прошептала горгулья, сидя вместе со мной на полу. – А я так не умею.
– Я тоже, – вздохнула я.
– Извините… – смущенно кашлянула драконица. – Кларисса, что это было?
– Гномий самогон, – любезно пояснила я, не предпринимая, впрочем, попытки выбраться наружу. Мало ли, вдруг там еще не все выгорело в дыхании.
– А если я выпью? – прошептала Зараза. – У миня тозе так полутиться?
Я покачала головой, и она повесила нос. Но тут же повеселела, потому что в принципе не умела грустить.
– Свекловь, а свекловь?
– Что? – спросила драконица и наклонилась к нам. Оценила увиденное и смущенно рассмеялась. – Выбирайтесь. Я уже все.
– Агась! – тут же выкарабкалась наружу нечисть и протянула лапки, просясь к драконице на руки. Естественно, та не устояла. Пристроила горгулью на коленях и начала гладить и чесать за ушком.
Я же была не столь быстрой и изящной, но тоже встала и узрела обуглившуюся стену напротив кухонного стола. Оценив ущерб, скастовала соответствующие заклинания чистоты, восстановления, очистки воздуха от гари. Возможно, потом придется подкрасить, но сейчас главное – убрать по максимуму, пока все свежее.
