АВТОР: Пускай они сами рассказывают. Там у них черт ногу сломит. Так все запуталось, что за какую ниточку ни потянуть – непременно кого-нибудь обидишь, а люди все до чрезвычайности милые, несправедливо будет их обижать. Да в сущности, они ни в чем и не виноваты…
РУМЯНЦЕВ: Я шел устраиваться на работу как молодой специалист. Я, и вправду, молодой, мне двадцать четыре года. Все впереди. Я с надеждами шел, хотел горы своротить.
Дом нашел не сразу. Он ничем не выделялся в ряду старых домов постройки начала века. Не верилось, что здесь располагается солидное учреждение, точнее, его филиал.
Издали заметил молодую мамашу. Она безуспешно пыталась затолкать в подъезд детскую коляску. Пружинная дверь сопротивлялась. Я поспешил на помощь.
У дверей подъезда увидел стеклянную табличку, удостоверяющую, что здесь находится филиал НИИ. В скобках было уточнение: лаборатория НОТ.
НОТ – это научная организация труда.
Мамаша подозрительно на меня глянула, но поняла, что я бескорыстно. Вместе мы вкатили коляску в подъезд. Там был полумрак. Вверх уходила широкая лестница.
– Спасибо, – произнесла мамаша.
– Я вам помогу, – предложил я.
Она недоверчиво улыбнулась, но ухватилась за ручку коляски. Я подхватил с другой стороны, и мы потащили коляску наверх.
– Мальчик или девочка? – спросил я, отдуваясь.
– Не все ли равно? – философски заметила она.
– Пожалуй, вы правы, – отвечал я вежливо. – Разницу начинаешь замечать лет через двадцать.
– У вас такой опыт? – она насмешливо.
– Мама говорила.
Так мы и тащили – она впереди, пятясь, а я сзади. В коляске спал малыш в возрасте около года. Никаким филиалом пока не пахло.
– На каком этаже лаборатория? – спросил я.
– На третьем. Вы к кому?
– На работу устраиваться.
– А-а… – протянула она несколько загадочно.
Мы остановились на площадке третьего этажа.
– Спасибо, – сказала она, доставая ключи. – Вам тоже сюда.
И она указала на дверь. С виду в ней не было ничего необычного, если не считать такой же стеклянной таблички, как внизу. Сверху латунный надраенный номер 19, с правой стороны – набор разнообразных кнопок с фамилиями и без, как в обычной коммуналке.
Мамаша отперла дверь и вкатила коляску в квартиру. Я вошел следом.
Передо мною открылась просторная прихожая, по которой неторопливо прогуливался кот. Прихожая больше походила на танцзал с огромным, от полу до потолка, зеркалом, вделанным в простенок против двери. Интерьер являл собою странное сочетание учрежденческого и коммунального быта. Висела Доска почета, стояло в углу переходящее красное знамя, но тут же рядом висел на крюке велосипед. Угол прихожей занимали развешанные на веревке пеленки.
Но главное было не в этом. Сразу за дверью, справа, за старинным столиком с изогнутыми ножками и телефоном, сидела пожилая вахтерша в форме стрелка ВОХР. Она пила чай.
– Пропуск, – сказала она, когда мы вошли.
– Анна Семеновна, да сколько ж можно! – возмутилась мамаша. – Туда – пропуск, обратно – пропуск!..
– Ничего не знаю, Катенька. Сергей Ефимович требует, – сочувственно отозвалась вахтерша.
Катенька полезла в карман коляски и вынула два пропуска. Разом раскрыла их и протянула вахтерше. На одном была ее фотография, на другом – младенца с соской.
– Я вам халвы купила, – сказала Катя, пряча пропуска.
– Вот спасибо. Сколько с меня?
– Рубль сорок семь.
Катя положила на стол сверток халвы, вахтерша отсчитала деньги. Я терпеливо ждал. Катя повезла коляску вглубь квартиры.
– А этот?.. С тобой, что ли? – спросила вслед вахтерша, кивнув на меня.
– Нет, он к вам, – Катя даже не обернулась.
– Я к товарищу Шляхману, – сказал я.
– Фамилия?
– Румянцев. Петр Васильевич Румянцев.
Она выдвинула ящичек, принялась рыться в бумагах. В это время в прихожей возникла пожилая дама интеллигентного вида, одетая по-домашнему. В руках у нее была дымящаяся джезва. Дама приостановилась, взглянула на меня.
