Он подскакивает в половине седьмого утра, только и успевает проглотить чашку кофе вместе с чашкой, да, влезает в деловой костюм, что-то тесноват стал костюмчик, надо бы пару остановок пройти пешком – только некогда, некогда, бегом-бегом на троллеавтометробус (и где-то в этом слове еще должен тренькать трам-трам-трам-вай), и бегом-бегом на работу по темноте улиц еще не проснувшегося города на работу, скорей-скорей-скорей, и вот уже телефон разрывается на куски, всем все надо, все и сразу, и срочно, и немедленно…
Здесь-то его и подстреливают – где-то нигде на перекрестке без улиц, вот так, пулей в голову, он падает, и как будто продолжает бежать, еще сжимает телефон, откуда кто-то кричит, уже не докричится, алло, алло…
– …вот так, – он опускает незамысловатый мушкет, – понял?
Киваю, тут же спрашиваю:
– А… а обязательно из мушкета стрелять?
– Знаешь… оно вроде как и не принципиально, только вот мне кажется, из мушкета надежнее… а вот пули серебряные не надо, нет…
…очередное убийство очередного понедельника потрясло общественность. Напомним, это уже седьмой случай – и снова полиция ничего не может сделать. В правоохранительных органах заявили, что вообще не расследуют происшествия с днями недели, – поэтому ждать раскрытия дела в ближайшее время не приходится…
– А это у вас… заказать можно?
Денебой смотрит на незнакомца, спрашивает как можно непринужденнее:
– Что заказать?
– Ну как же… это самое…
– Что… это самое?
– Ну… понедельник…
– Вам понедельник? Пожалуйста, любой понедельник вам на выбор, вот, например…
– Да нет же… понедельник… ну… это самое…
– Так вот, я вам про понедельник и говорю…
– Да нет же… – голос понижается уже не до шепота, а не пойми до чего, – понедельник… ну… вы понимаете… чтобы его не было!
– И что же вы хотите сделать с понедельником, чтобы его не стало?
– Да как вы не понимаете… – человек хватается за голову, – убить понедельник! Убить!
Я уже жду, что Денебой спохватится, заорет, да вы что такое себе позволяете, что говорите такое вообще, убить понедельник, ну и мысли у вас. Денебой хмурится, почти готовый взорваться негодованием, тут же безучастно смотрит куда-то в сторону, говорит холодно, без интонаций:
– Две штуки с вас.
– Смеетесь? За понедельник?
– За понедельник.
– Да вы с ума сошли…
Денебой не отвечает.
– Ладно… черт с вами…
Он протягивает нам две сырные лепешки, Денебой довольно кивает.
– Заметано… считайте, что завтра понедельник не наступит, можете хоть до обеда спать, хоть до ужина…
– Да какое спать, я чуть свет на рыбалку, и только меня и видели…
– Вот это правильно, вот это вы молодец… а про понедельник не беспокойтесь даже…
Денебой поворачивается ко мне:
– Твоя очередь.
Понимаю, что не отвертеться. И понимаю, что стрелять в тире, целиться по мишеням, это совсем не то же самое, что подбить понедельник – живой, настоящий, с умными глазами и бьющимся сердцем.
– Твоя очередь – повторяет Денебой, и я понимаю, что отступать поздно.
Слишком поздно.
Сжимаю мушкет, иду через площадь, выжидаю, когда он пробежит мимо, быстрый, шустрый, вечно куда-то спешащий, вечно куда-то не успевающий…
Он проносится мимо меня, я сжимаю мушкет, я понимаю, что не смогу выстрелить, просто…
…не смогу…
– Ну? Ты чего? Стрелять разучился, а?
– Сейчас… сейчас…
Бегу за понедельником, смеюсь сам над собой, что я делаю, как будто вообще возможно угнаться за понедельником, а уж тем более, его догнать…
– Уважа… уважа… уважаемый… поне… поне… понедельник…
Он кивком показывает, что слышит меня, тут же отвечает кому-то по телефону, да, да, да…
– Уважаемый… понедельник… а… а почему вы встаете так рано?
