Финеас Финн

Доктор Финн из Киллало, что в графстве Клэр, был так же хорошо известен в округе, то есть в пределах графств Клэр, Лимерик, Типперэри и Голуэй, как и сам епископ, живший в том же городе, да и уважением пользовался не меньшим. Утверждали даже, будто из этих двоих доктор был человеком более состоятельным: территория, которую охватывала его практика, почти не уступала по площади епископскому диоцезу. Действительно, епископ, которого доктор Финн, несмотря на свою католическую веру, имел честь пользовать, всегда говорил, что их епархии совпадают. Итак, доктор Финн – Малахия Финн, если называть его полным именем, – был сельским врачом на западе Ирландии и имел устоявшуюся репутацию. Дела у него и впрямь шли неплохо, хотя уверения друзей, будто живется ему не хуже, чем епископу, были, пожалуй, безосновательны. Даже в наши дни епископство в Ирландии, если его обладатель обитает в родных пенатах, – очень теплое местечко, а доктору Финну каждый грош доставался тяжелым трудом. К тому же содержать семью стоило немалых денег: у доктора было пять дочерей и сын, и в описываемое время никто из них не имел обеспеченного будущего в виде выгодного брака или профессии. Мать и пять сестер чрезвычайно гордились единственным мальчиком в семье – Финеасом, которому предстоит стать нашим героем. Доктор обыкновенно говорил, что утенок его, сколько он может судить, не хуже других, но, чтобы признать в утенке лебедя, потребны доказательства более веские. Из чего можно заключить, что доктор Финн был весьма здравомыслящим человеком.

Мать и сестры уже видели в Финеасе лебедя – благодаря его ранним успехам в колледже. Отец, чья вера была лишена нетерпимости, которую мы в Англии склонны приписывать ирландским католикам, отправил сына в Тринити-колледж в Дублине. Некоторые в окрестностях Киллало – вероятно, пациенты доктора Даггина из Касл-Коннелла, ученого врача, который посвятил жизнь бесплодным попыткам обскакать доктора Финна, – поговаривали, будто Финн-старший не стал бы возражать, если бы сын заделался протестантом и выбрал карьеру преподавателя. Миссис Финн была протестанткой, как и пять мисс Финн, да и сам доктор по пятницам с удовольствием ужинал со своими друзьями-протестантами. Однако – каких бы тайных надежд ни питал отец – Финеаса учеба в Дублине протестантом не сделала. Он вступил в дискуссионный клуб, где на его вероисповедание не смотрели, и там – с легкостью и не без приятности – зарекомендовал себя так хорошо, что после возвращения в Киллало смог заронить в умы матери и сестер идею о своей лебединой природе – идею, к которой названные умы оказались так трогательно восприимчивы.

– Я знаю полдюжины старых болтунов, которые мальчишками блистали в дискуссионных клубах, – сказал доктор.

– Финеас уже не мальчишка, – возразила миссис Финн.

– А болтуны не получают стипендий в колледже, – добавила Матильда Финн, вторая по старшинству из дочерей.

– Папаˊ всегда принижает Финни, – заметила Барбара, самая младшая.

– Ох я тебя принижу, если не будешь слушаться! – Доктор нежно взял Барбару за ухо: младшая дочь была его любимицей.

Нельзя, однако, утверждать, будто доктор и впрямь принижал сына, ведь по достижении двадцати двух лет Финеас получил дозволение отправиться в Лондон и учиться у английского адвоката. Отец предпочел бы, чтобы сын держал экзамен на адвоката в Ирландии, но тот имел иные устремления. Под давлением самого Финеаса и его сестер доктор уступил – не только дал свое благословение, но и заплатил положенный гонорар весьма ученому и умудренному опытом джентльмену из Миддл-Темпла, а также определил сыну содержание в размере ста пятидесяти фунтов в год в течение трех лет. Доктор Финн, однако, был по-прежнему твердо убежден, что по окончании учебы сын должен поселиться в Дублине и практиковать в Мюнстерском окружном суде: будь Финеас хоть стократ лебедем, а все же и ему пойдут на пользу близость к дому и семейные связи.