Часть I «Ни родины, ни флага»
Сегодня была его очередь охранять детей. С утеплённой лёжки на краю заснеженного котлована хорошо видны окрестности, и барахтающиеся внизу ребятишки были как на ладони. Сергей, как заботливая самка, постоянно пересчитывал выводок, загибая в просторных шубенках пальцы. «Десять», – находил он последнего съехавшего с горки сорванца, оглядывался вокруг и снова начинал считать.
Намётанный глаз засёк движение в дальнем осиннике. Сергей заслонился от полуденного солнца и всмотрелся внимательнее: вот частокол серых стволов снова перечеркнул белый силуэт маскхалата.
– Чужаки! Чужаки идут! – громко крикнул он вниз. Загнул десятый палец за последним забежавшим в укрытие ребёнком и потянулся за карабином.
Но двое в осиннике не собирались прятаться и, выйдя на открытое место, размашисто пошли на лыжах прямо к убежищу. Один из них достал синюю тряпку и помахал ею над головой. Это был их сегодняшний знак. Сергей выдохнул, отряхнулся от снега и пошёл в обход карьера, навстречу своим охотникам.
Запыхавшийся Янис ещё издали начал выкрикивать новости.
– Гости! Конные! Опять шашками коз рубили!
– Не ори на морозе, горячий латышский парень, – остановил его Сергей.
Отрубленные косульи головы начали находить прошлой зимой. Потом охотники заметили нескольких всадников с шашками. Тогда же их окрестили «казачками», и как потом оказалось, были недалеки от истины. Сами казаки пожаловали по весне, целый десяток всадников на замученных лошадках. Без особых политесов вручили Сергею Указ атамана, в котором тот объявлял себя верховным правителем Новой Сибири, вводил воинскую повинность, а так же патронный и продуктовый налог. Указом Сергей пообещал подтереться в самое ближайшее время и предупредил, что если те продолжат истреблять косуль, то для начала он будет стрелять по лошадям. Охрану тогда удвоили, но казачки больше не объявлялись. Сергей даже забыл про них, не приняв всерьёз этот маскарад и, видимо, зря.
Он не стал держать разгорячённых добытчиков на холоде и продолжил задавать вопросы, когда они переоделись и выпили по полкружки горячего сбитня. Из рассказа охотников выходило, что дичь загоняли грамотно. Косуль сняли с дневных лёжек и выгнали в поле, где всадники порубали шашками почти всё стадо. Разделали животных там же. Кровавый след волокуш с мясом уходил в сторону озера, а головы сложили в кучу и оставили им, как ещё одно послание.
– Это не дело, Серёг! – негодовал разрумянившийся Янис, отчего акцент становился ещё протяжней. – Если они с озёрными снюхались и все наши уговоры порушили, то надо идти и предъявлять!
– Предъявлять за что? Что они тоже кушать хотят? – попытался остудить его Сергей.
– Пусть тогда вместе с нами за косулями на лыжах побегают, и мясо со шкурами напополам, а всех маток в стаде вырубить – это настоящее скотство, – не унимался Янис.
– Тут согласен, – вздохнул Сергей. – Вечером обмозгуем, что да как.
Оставив охотников отдыхать, Сергей стал собираться за дровами. В такие морозы их расход заметно увеличивался, и теперь каждый взрослый должен был принести в дровник двойную норму. Пока он выбирал в кладовой топор под руку, его кто-то потянул за полу сзади. Сергей обернулся. За спиной стояла утонувшая во взрослой телогрейке восьмилетняя Лиза и глядела на него непропорционально большими, как у старых икон, глазами.
– Чего тебе, Лизёнок? – наклонился к ней Сергей, – шишек принести?
Она замотала головой.
– А чего тогда? Ранеток мороженых?
Мелкая снова отказалась. Сергею эта молчанка начала надоедать.
– Лизонька, мне жарко тут в тулупе стоять. Говори, чего хотела, и я пойду.
– Дядь Серёж, а почему озёрные нас «козлятниками» обзывают?
