Господину де Курвалю едва минуло пятьдесят пять лет. Он был бодр и в добром здравии – казалось, ему еще отпущено не менее двух десятилетий жизни. Женитьба принесла ему одни разочарования: первая жена в свое время покинула его, дабы беспрепятственно предаваться распутству. И вот, полагаясь на достоверность сведений о ее смерти, он вознамерился во второй раз заключить брачный союз с женщиной покладистой и благоразумной, надеясь, что ее добронравие сумеет изгладить из его памяти былые невзгоды.
Господин де Курваль оказался не только неудачливым супругом, но и несчастливым отцом. У него было двое детей. Дочь он потерял еще в самом нежном ее возрасте, пятнадцатилетний сын оставил его, следуя по стопам распутницы матери, и господин де Курваль, как мне известно, сочтя, что ничто более не связывает его с подобным чудовищем, предполагал лишить сына наследства и оставить все свое добро детям, рожденным от новой супруги, поиски которой столь занимали его ныне. Прежде он был расторопным дельцом, и плодом его трудов явились пятнадцать тысяч ливров ренты – теперь он проживал их, как и подобает человеку порядочному, в обществе друзей, искренне ценивших и уважавших его. В Париже он занимал уютную квартиру на улице Сен-Марк. Еще чаще его можно было застать в небольшом премилом имении близ Немура, где господин де Курваль проводил добрые две трети года.
Этот почтенный человек поделился своими планами с друзьями – те вполне одобрили его устремления, и он настойчиво просил их навести справки среди знакомых о какой-нибудь вдове или девице лет тридцати-тридцати пяти, достойной серьезности его намерений.
Не прошло и двух дней, как один из его старинных приятелей сообщил, что отыскал положительно то, что нужно господину де Курвалю.
– Особа, которую я вам рекомендую, – говорил ему друг, – имеет два недостатка. Хотелось бы начать именно с них, с тем, чтобы потом порадовать вас долгим перечислением ее достоинств. У нее нет ни отца, ни матери, имена их неизвестны, как и обстоятельства, при которых она их лишилась; с уверенностью же можно утверждать, – продолжал посредник, – то, что столь видный в обществе человек, как господин де Се-Пра открыто признает ее своей кузиной и отзывается о ней в самом уважительном тоне. От родителей ей не досталось ничего, однако господин де Сен-Пра, в чьем доме она воспитывалась и провела свои юные годы, назначил ей пенсион в четыре тысячи франков; таков первый ее недостаток. Перейдем ко второму, – говорил приятель господина де Курваля. – Любовная интрига в шестнадцать лет и пропавший ребенок, с чьим отцом она не виделась с тех пор. Вот и все плохое, в чем можно ее упрекнуть. А теперь добрые слова.
Мадемуазель де Флорвиль уже достигла тридцатишестилетнего возраста, хотя на вид кажется не старше двадцати восьми. Трудно представить более милое и привлекательное лицо: черты нежны и изысканны, кожа белее лилий, каштановые волосы ниспадают до земли; ее свежие, красиво очерченные губы подобны весенним розам. Она крупновата, однако безупречно сложена; во всех движениях ее сквозит грациозность – даже высокий рост ничуть не придает ей тяжеловесность; руки ее, шея и ноги рельефны и упруги – она одарена особой, не увядающей с годами красотой. Что же до ее поведения, то вам может прийтись не по душе лишь излишняя его строгость. Она сторонится шумного общества, ведет уединенную жизнь, чрезвычайно набожна, ревностно исполняет религиозные предписания монастыря, где сейчас проживает. Тех, кто ее там окружает, она впечатляет своим благочестием, тех же, кто порой встречает ее в свете – восхищает тонкостью ума и приятностью нрава… Словом, казалось, само небо приберегло этого ангела, чтобы скрасить вашу старость.
