Ничто прекрасней, чем Подолье,
Пока не смог Господь создать.
Малороссийское приволье
Народу местному как мать.
Волшебный край. Оттуда птицы
Не любят улетать на юг.
Там круглый год поют девицы,
А землю разрыхляет плуг.
Нигде таких полей не встретишь,
Как наш подольский чернозём.
Такого грунта в целом свете
Не сыщешь даже с фонарём.
Летит, галдя, воронья стая.
Хрустит ботвой в сарае хряк.
Свеклу русины называют
На местном говоре – «буряк».
А рожь тут называют – «жито»,
И прячут на зиму под снег.
Крестьянским потом всё полито.
Но всюду слышен детский смех.
Народ весёлый – подоляне.
В лесу поют глухарь и дрозд.
А разных ягод на поляне
Не меньше, чем на небе звёзд.
Здесь всё умеренностью дышит,
И вольно дышит человек.
Зимой дымок стоит над крышей,
А летом пар над поймой рек.
Уста девиц невинных сладки,
А слёзы горькие из глаз.
Захватчик на добычу падкий
Сюда захаживал не раз.
Кого здесь только не бывало:
Поляков, русских и татар.
И полегло людей немало
От ятаганов янычар.
Однажды, заманив в болото,
Как набежавшая волна,
Разбили польскую пехоту
Полки Ивана Богуна.
Тут, где встречает гладь речная,
С холма стекающий приток,
Среди деревьев утопая,
Стоит уездный городок.
Дубы зелёные качались.
Весь город как цветущий сад.
Посёлок Винницей назвали
Пол тысчи лет тому назад.
О Виннице слагали эпос.
Тут заложили Литваки
Когда-то небольшую крепость
На островке среди реки.
Близ этой крепости небрежно
Раскинул ветви старый бук.
Тот остров обнимает нежно
Река с названьем – Южный Буг.
Когда-то войны наблюдая,
Несли без устали дозор.
А мимо них вода речная,
Струясь, змеилась между гор.
На го́рах летом разноцветье,
И снег пушистый средь зимы.
Хотя, наверно, горы эти
Похожи больше на холмы.
Весь город Винница всецело
На правом берегу стоял.
Напротив острова несмело
Ютился лодочный причал.
На плоскодонки не робея,
Ступала путника нога.
На этих лодках два еврея
Соединяли берега.
Мы можем направляться прямо,
Или в любую из сторон.
Налево ждёт большая яма,
Направо тоже не свернём.
Здесь небо кажется серее
От перекошенных лачуг.
Тут разместились иудеи,
И страшный смрад стоит вокруг.
«Ерусалимкой» называют
Не даром. Всюду грязь и мрак.
Дома похожи на сараи.
К бараку прислонён барак.
Здесь поселились брадобреи.
Портных и скорняко́в не счесть.
Полно сапожников – евреев,
И музыканты тоже есть.
А нас зовёт вперёд дорога.
Пусть мирно спит Иерусалим.
Оставив сбоку синагогу,
Вверх по Почтовой поспешим.
Почтовая богата флорой.
Деревья вдаль, деревья вширь.
Стоят как стражи два собора
И иезуитский монастырь.
Сверкают церкви куполами.
Неспешно крестится народ
Пред ними, шевеля губами,
И по своим делам идёт.
Светает. С грохотом телеги
Везут на рынок свой товар.
Тепло, почти не видно снега,
И изо рта не валит пар.
Летит по мостовой карета,
И расступается народ.
Все знают, что повозка эта
Градоначальника везёт.
Февральский ветер дует в спину.
Зачем печатать каблуком?
Когда извозчик за алтыну
Доставить может с ветерком.
Со скрипом тронулась телега.
Ямщик издал гортанный крик.
Рванулся с места мерин пегий,
Когда кнутом хлестнул мужик.
Мелькали лавки, два собора,
Полу сгоревший монастырь,
Костёл, отель, цукерня. Вскоре
Остался позади пустырь.
Проплыли эркеры, балконы,
Библиотека и дворцы.
И, наконец, минули кони
Строенья, где живут купцы.
За нами пыль столбом струится,
И мы летим, как на пожар.
Коня остановил возница
Пред самым входом на базар.
«Кали́чей» рынок называют,
Известен он на весь уезд.
Сюда крестьяне приезжают
В базарный день из дальних мест.
Здесь каждый что-нибудь горланит,
Невыносимый шум и гам.
Товар скупают горожане.
И мы пройдёмся по рядам.
Часы, одежда, обувь, сбруя,
Творог, сметана, лук, чеснок.
И всякой всячиной торгует
