Чем больше узнаю разных людей, тем радостнее мне становится, что я родился лабрадором. И чего только люди не придумают, чтобы уколоть нас побольнее…
Нет, ну посудите сами. Сижу как-то на трамвайной остановке, никого не трогаю, наблюдаю за своими подопечными (не удивляйтесь, но их у меня теперь сразу двое). Просто ждём трамвай. И вдруг один человек, не совсем интеллигентного и презентабельного вида, подходит ко мне, смотрит так, знаете ли, нагло, прямо в упор, и спрашивает:
– Ну чего ты, псина, глазами хлопаешь?
Верите, я от удивления даже слегка приподнял правую бровь.
«Ну, во-первых, – думаю, – с чего ты взял, что я ими хлопаю, просто смотрю. А во-вторых, если бы и так, чем мне ещё хлопать? Ушами, что ли? Но я же не слон тебе африканский…»
Стоп-стоп-стоп! К слову, вспомнил необычную собаку.
Хотя некоторые мои читатели (таких, конечно, очень мало) иногда корят меня за то, что я частенько делаю небольшие отступления от повествования, но, согласитесь, как тут обойти, к примеру, тему ушастых собак? Есть такие оригиналы – закачаешься. Вы знаете, какая собака в этом деле чемпион? Я, между прочим, сам только недавно узнал. Через минуту я продолжу свой рассказ о невоспитанном гражданине, а сейчас позвольте кратенько поделиться любопытной информацией. Так вот, самой ушастой собакой в мире признан пёс по кличке Харбор!
Хозяйка собаки, Дженнифер Верт из штата Колорадо, жаловалась, как ей пришлось помучиться с рекордсменом, пока Харбор был ещё щенком. Он постоянно спотыкался о собственные уши и даже несколько раз сваливался с лестницы. Бедная собака. Но что поделаешь, самобытность и известность требуют жертв. Женщине нравится наслаждаться славой своего питомца. Никто не может спокойно пройти мимо них. Да и как тут пройдёшь: длина одного уха около тридцати одного сантиметра, второго – более тридцати четырёх. Вертолёт, а не собака. Народ останавливается, рассматривает, цокает языком, затем хватается за фотоаппараты и мобильные телефоны.
Словом, вспомнив пса-чемпиона, я тут же мысленно произнёс другое окончание своей фразы: «…чем мне ещё хлопать? Ушами, что ли? Но я же не Харбор тебе из Колорадо…».
– Чует собака, чьё мясо съела! – вдруг заявляет беспокойный гражданин и тычет мне в морду, вернее, в лицо (ведь мы же ещё в первой книге договорились с вами, что я буду свою морду лицом называть[1], верно?), каким-то промасленным бумажным пакетом.
«Извините, какое мясо? И при чём тут собака, а тем более я?»
От возмущения я поморщился и даже тихонько гавкнул. Мой подопечный Владимир Петрович взволнованно спрашивает:
– Что такое, Трисон? Что случилось?
Я плотнее прижался к ноге старика и стал наблюдать за новоявленным «мясником».
– Это тоже ваша собака? – спрашивает любитель обидных фразеологизмов, показывая на меня почему-то не указательным пальцем, а мизинцем: наверное, по его уразумению, такой жест добавляет резкости внезапному выпаду.
– Вы эту имеете в виду? – отвечает Владимир Петрович и гладит меня.
– Эту-эту, – хмурит брови гражданин. – Не успел пакет с пирожками на лавочку поставить, как он уже свалил его на землю. Сплошное безобразие.
«Сколько я уже в жизни пережил вот таких наветов! Что за люди! Ну почему так? Что ни случись, тут же сразу обвиняют собаку. Да не трогал я никакого пакета, зачем мне ваши пирожки, которые, кстати, я вообще не ем?! У меня есть своя еда, и очень даже неплохая…»
– Уважаемый, – перебив мои отчаянные мысли, вступился за меня Владимир Петрович, – вы заблуждаетесь, мои собаки чужого не возьмут.
