На окраине небольшого городка в уютном чистеньком домике вот уже более пятидесяти лет жила Клавдия Аркадьевна Лисина. Похоронив шесть лет назад мужа, она доживала свой век одна. У нее было два взрослых сына и дочь. Дети выросли, стали самостоятельные и разлетелись в разные концы необъятной ранее страны. Время очень беспощадно к людям. И с Клавдией Аркадьевной оно поступило не лучшим образом, на старости лет оставив ее один на один с насущными проблемами, от которых долгими и зачастую бессонными ночами начинала болеть голова.
Встав утром, измотанная ужасной бессонницей, Клавдия Аркадьевна ставила на газовую плиту чайник и приводила себя в порядок. Чай стал для нее необходимым ритуалом, во время которого она приходила в себя от одолевающих мыслей, доставляющих ей головную боль. То ли дело было раньше, когда была значительно моложе и красивее… Тогда казалось, что все еще впереди и жизнь прекрасна и беззаботна. Вокруг так много всего заманчивого и интересного, что просто дух захватывало от всевозможных планов устройства дальнейшей судьбы. Ей тогда и в голову не приходило даже, что все окажется до обидного прозаично, не похоже на сказку, что рисовало наивное воображение. Да и что говорить об этом, если с высоты прожитых лет жизнь превратилась в просмотренный фильм, наподобие длинного сериала. У нее, пенсионерки со стажем, только и оставалось занятий, что вспоминать молодость, стремительно пролетевшие годы и не реализованные в свое время желания и надежды…
Родители называли ее ласково: Клавочка… Кареглазая, с большим бантом в волосах, она была любимицей взрослых. Отец, бывало, придя с работы, брал подбежавшую ему навстречу Клавочку на руки и нес к большому, обшитому кожей дивану. Посадив к себе на колени, вытаскивал из кармана пряник или конфету и давал ей, маленькой и любимой дочурке… Эти дни раннего детства были самым светлым пятном в ее жизни. Середина двадцатых годов, время НЭПа: разрешена частная торговля, и отец Клавы, в прошлом купеческий сын, открыл свой магазин галантереи в одном из крупнейших городов России. Правда, свобода эта длилась недолго, и Клавочкиной семье пришлось спешно уезжать, бросив все, в захолустную провинцию. Там и начинали жизнь практически с нуля.
В памяти от того времени осталось нудное чувство неустроенности и ощущение страха, что снова придется срываться с обжитых мест. Они долгое время жили, не распаковывая чемоданов и узлов с пожитками. Отец уже не баловал дочь сладостями, да и у Клавочки вскорости появился братик, который все время плакал и действовал ей на нервы.
Однажды она сказала матери:
– Давай отнесем Данилку обратно в больницу, мы без него так хорошо жили! Он нам не нужен!..
На что ей мать ответила:
– Неужели тебе не жаль братика, ведь он такой маленький и беззащитный! И он очень нуждается в нас!..
– Но нам он не нужен!.. – упрямо твердила Клавочка. – Как Данилка стал жить с нами, вы стали возиться только с ним, а я хочу, чтоб мои папа и мама любили лишь меня…
Мать в ответ только улыбалась и гладила дочку по голове, говоря ей, что они ее тоже любят. Но на протяжении долгих лет детская ревность жила в Клавочкиной душе, отравляя жизнь. Ей казалось, что никто не любит ее, потому что она считалась большой. Клавочку лишили возможности быть ребенком, с нее требовали помогать понемногу маме. Теперь у них не было, как раньше, няни, им приходилось делать все самим. Отец был обыкновенным служащим в государственном учреждении и получал жалование, которого хватало лишь на содержание семьи. Клавочка постепенно стала ненавидеть братика, требующего постоянного внимания к себе. Она чувствовала себя заброшенной и никому не нужной. Молча глотая слезы, она с горечью думала о своей, как ей казалось, никчемности, тоскуя по безоблачному раннему детству, где для Клавочки все было прекрасно, ведь ей не приходилось ни с кем делить родительскую любовь… Когда Клавочка пошла в школу, у них родилась маленькая Машенька, и Данилка уже был полностью на ее попечении. К тому же в школе над ней дети стали смеяться и передразнивать, когда она ответила, что ее зовут Клавочкой. И она стала Клавой. Учеба у нее шла хорошо. Клава старалась и отцу не приходилось за нее краснеть на родительских собраниях.
