СНТ «Березки»
Я соскучилась, подружка, приходи поговорим,
И за рюмкой чая с сушкой целый вечер просидим.
Мне тебе поведать надо про наряды, про любовь,
И о том, как нынче в моде подводить губу и бровь.
На веранде ночь клубится,
Месяц смотрится в окно,
Карта с шорохом ложится
Для гаданья на сукно.
Будет дальняя дорога,
Прошлое воскреснет вновь,
Постучится у порога,
Всколыхнёт нежданно кровь.
И валет поклон подарит
Даме сердца роковой,
Что в душе свой след оставит
Свечкой желтой восковой.
Сплетни в тюле заплутают
Под звенящий женский смех,
Звёзды небо зажигают,
Наблюдая этот грех.
До рассвета разговоры
Под оркестр из сверчков,
И безудержные споры
Под ворчание часов.
Приходи моя подружка, самовар уже кипит.
Без тебя мне как -то пусто, сердце вечером грустит.
Маленький зелёный домик-вагончик, обитый деревом, с неуклюжим вторым этажом и пристроенной террасой, обвивал дикий виноград, наружный фасад стены, смотрящей на дорогу, украшали цветные мочалки, которые вошли в моду в конце девяностых – начале двухтысячных годов. Их тогда дарили как предмет роскоши, пришедший в Россию вместе с шампунем «Shauma” и гелем для душа « Palmolive». Из окна словно флаг вырывался белый тюль, ветер трепал его, норовил утащить с собой в путешествие по бескрайним полям, начинавшимся за СНТ «Березки».
Где-то недалеко, через пару участков, лаяла собака. Кот, почуяв угрозу, нырнул в крапиву и теперь воровато выглядывал из-под листьев, размышляя, так ли далеко потенциальный враг. Пчёлы, разомлевшие под палящим солнцем, лениво жужжали, перелетая с листка на цветок. Дачи тонули в той самой летней неге, которую так ждёт молодежь, и которую так клянут пожилые – ведь она мешает собирать колорадских жуков и окучивать картошку.
Подскакивая на кочках старой грунтовки, оставляя за собой облако пыли, к забору подъехала машина. Раздался гудок. Из дома вышла женщина, она была в ярком зелёном с красными цветами ситцевом сарафане. На вид ей не дашь больше 35 лет. Рыжие волосы собраны в небрежный пучок. Босые ноги быстро несли ее к воротам, слегка полноватые руки дернули задвижку, створки отворились, и машина въехала во двор. Мотор грустно рыкнул в последний раз, дверца открылась, и навстречу вышла невысокая блондинка в джинсах с модными дырами и булавками.
– Как добралась? – обнимая подругу, спросила рыжеволосая
– Без приключений, -улыбнулась блондинка, – сто лет здесь не была, а словно и не уезжала. Тетя Люся все так же ревностно растит флоксы слева от калитки, а пионы должны быть венцом сада?
– Мама беспощадна в своих убеждениях, вон они -пионы, -рыжая махнула куда-то рукой.
Действительно, в центре участка красовалась круглая клумба, которую когда-то задумывали как альпийскую горку, но теперь в ней росло все, что могло радовать глаз. Царь-пион гордо сидел в самой середине, глядя на мир малиновыми бутонами, томно покачиваясь, распуская свои листья, словно обнимая другие, как будто бы менее красивые цветы.
Тетя Люся выглянула в окно, годы оставили на ней свои отпечатки, но она бодрилась, не подавала вид, что ей уже больше 60. Волосы были безукоризненно окрашены в темный каштан, на пальцах красовался красный маникюр, губы щедро напомажены, несмотря на то ,что она была на даче.
– А, Машуня, -радостно крикнула она и подмигнула из-под челки как у пони, – а я окрошку режу, ты с квасом или кефиром
– Здравствуйте, – крикнула блондинка, – с квасом….
Довольная Люся задернула тюль.
Маша обводила взглядом участок снова и снова, ничего не изменилось на нем. Углы подпирали старые сосны, тени от них ползли к колодцу, около которого притаилась корзина с опилками, к бане, на крыше которой вращался флюгер в виде петуха, краска на нем облупилась, при каждом обороте он издавал тонкий, едва различимый скрип.