С Виктором Суворовым беседует Дмитрий Хмельницкий
Воспоминания и размышления
– «Ледокол» – самая известная книга Виктора Суворова. Она обеспечила ему всемирную славу, но и вызвала больше всего протестов. «Ледокол» расколол на два лагеря не только российскую, но и мировую историческую науку, полностью перевернул привычные представления миллионов людей о советской истории и о предыстории Второй мировой войны. Когда у вас возникли первые замыслы книги «Ледокол»?
– Я думаю, каждому автору трудно определить первый момент, когда возникла та или иная идея. Сначала возникло понимание. А потом уже желание изложить все это где-то и как-то. У меня было несколько таких как бы озарений.
Идет лекция в Киевском училище им. Фрунзе. И в процессе изложения лектором исторического материала выясняется, что при изучении разгрома Красной Армии 22 июня 1941 года нам следует сосредоточить свое внимание на том, какая у нас на начальном этапе войны была отсталая техника, как мы были глупы, какой был глупый Сталин и так далее.
А вот о том, что в сентябре 1941 года был жуткий разгром Красной Армии под Киевом – вот об этом говорить уже нельзя, это уже антисоветчина. Окружение под Харьковом в мае 1942 года – об этом ни в каких наших учебниках не рассказывалось, нигде не отражалось, это было закрыто, а любые упоминания об этом – антисоветчина, и если что – разбиралось в КГБ. Вот тут у меня было одно из первых озарений, хотя, может быть, и не первое.
Вот что удивительно и странно – почему есть только одна такая дата, одно такое событие, единственное в нашей истории, при изучении которого мы сосредотачиваемся на нехорошем. Ведь все у нас лучшее: и урожаи, и спортсмены, и наука, и образование, преступность неукоснительно сокращается, идет к нулю.
Вот уже потом был Чернобыль. Первая реакция на него – ничего не случилось, что-то было, но немного. В конце апреля грянуло, а в Киеве – первомайская демонстрация. Специально следовало показать всему миру, что ничто нам не страшно, ничего тут не случилось. Статистика самоубийств была засекречена. Все негативное – под ковер!
Но есть одна только дата – 22 июня 1941 года, – когда весь негатив вдруг выставляется на обозрение всего мира! Мы, мол, должны на этом заострить наше внимание, изучить подробнее, какие мы были глупые, и все такое.
Например: 73 % наших танков требовали ремонта на 22 июня. Это же скандал на весь мир! Сколько танков вообще – никогда и нигде не говорилось, только проценты. От неизвестного числа. Если бы мы об этом не сказали, никто бы и не знал о неремонтированных танках. Но мы почему-то сказали.
Или другие наши «истории» – шеститомник или двенадцатитомник истории Великой Отечественной войны. Раздел о начале Второй мировой войны – какой был Гитлер нехороший, что и где он захватил… И тут же следующий раздел – мирный труд советских людей, в который вписаны наши «освободительные походы». Последние же никак не связывались со Второй мировой войной!
И вот я готовлюсь к семинарам и изучаю даты. Все даты из разных разделов, казалось бы, никак между собой не связанные, выписываю на один листок для облегчения запоминания. И получается: 1 сентября Гитлер напал на Польшу. А у нас 17 сентября начался «освободительный поход» в ту же Польшу. Выписываю, легко запомнить…
Или – наш «освободительный поход» в Финляндию. Завершился в марте 1940 года, а в апреле Гитлер вошел в Данию, Норвегию. В мае-июне 1940 года – Гитлер нападает на Францию, Бельгию, Голландию и прочее. А у нас в июне – «освободительный поход» в Румынию. А в июле «добровольно» вступают в Советский Союз Литва, Латвия, Эстония.
Когда вместе это соберешь, становится как-то не по себе. «Освободительный поход» – это ведь то же самое, только просто другое название. А делали мы в то же время то же самое!