Воин проследил, как проход в земле медленно закрывался за ним, будто затягивалась рана на теле. На месте лаза вновь вырос мох и распустился клевер. Рейгар, который никак не мог привыкнуть к странностям, которые творились с ним последние несколько дней, хмыкнул и недоверчиво постучал древком секиры о землю. Звук был глухим и вполне обычным.
Пару часов назад – по крайне мере, Рейгару казалось, что времени прошло именно столько – он оставил остальных легатов у Камня-Всех-Дорог и углубился в лес, ведомый тихим, едва различимым в шорохе листвы, шепотом. Это оказалось непросто. Уже через четверть часа голова от постоянного напряжения заныла, а лицо и руки оказались исполосованы ветвями деревьев и кустарников, ибо Рейгар, боясь упустить голос, не разбирал дороги на своем пути. Устав от бесплодного преследования, он прислонился к дереву и хотел передохнуть, но в этот момент голос, многократно усилившись, прогремел в его голове и заставил чуть ли не бегом следовать дальше. Через сотню метров Рей увидел большое поваленное дерево. Оно лежало тут же давно, судя по тому, как истлела и осыпалась его середина, образовав тоннель. Едва поняв, что напоминает ему ствол, Рей взмолился, чтобы ему не пришлось лезть внутрь, но голос доносился именно оттуда. Тихо выругавшись, воин нырнул в лаз. В полной темноте легат заплутал в переплетении ходов. Он не мог понять сколько полз вниз, потом наверх, сколько раз свернул и как часто обращался к Единому с просьбой не оставить его здесь гнить до скончания веков. Паника усилилась, когда парень, выбрав левый из двух проходов и протиснувшись в него, вдруг осознал, что больше не слышит голос. Рей вновь ругнулся, кое-как задом вылез в общий проход и пролез в правый лаз. Но голос не вернулся. Зато появилось еле заметное движение свежего воздуха, которое здесь, в царстве темноты и затхлости, Рейгар расценил как обещание спасения. Он с удвоенным рвением пополз вперед. Вскоре темнота начала рассеиваться, а температура воздуха падать. Через десять минут легат выбрался наружу. Он тяжело дышал. Рубашка и штаны его теперь, казалось, были сшиты из земли и грязи, а локти и колени кровоточили. Но Рею было все равно. Он огляделся и понял, куда выбрался. Со всех сторон воина окружал дремучий, темный лес. Его родной лес.
Рейгар глубоко вдохнул, и рот его растянулся в радостной улыбке.
– Я дома. Неужели.
Недалеко от него, метрах в пятнадцати, кто-то зашуршал в ветвях ежевичных кустов. Через минуту над листьями появились два ветвистых рога, которые издалека можно было принять за продолжение кустов. Медведь принюхался и хищно оскалился, медленно снимая со спины секиру, которая так мешала ему ползти в поземной пещере и так пригодится сейчас.
– А я уж думал, спать придется лечь голодным.
Через два часа Рейгар вдоволь наелся оленьего мяса, чуть поджаренного на костре, который никак не хотел разгораться и потух как только легат на минуту забыл о нем, начав уплетать первый кусок. Махнув на него рукой, Рей доел то, что успел приготовить, попытался съесть кусок сырого мяса, отплевался и закидал остатки оленя еловыми ветвями. Когда первые звезды засверкали на сине-фиолетовом небе, воин уже крепко спал, подтянув ноги к подбородку, в неглубокой сухой канаве. Одеялом ему послужил собственный плащ, периной – собранные в кучу опавшие еловые ветви, а подушкой – ладонь. Он не замечал муравьев и прочих букашек, которым служил мостом, и даже соловей, решивший спеть песню прямо у его уха, не смог потревожить его сна.
Разбудило же Рейгара странное чувство. Сквозь сон ему показалось, будто на него кто-то пристально, изучающе смотрит. Легат не спешил открывать глаза. Затаившись, он прислушивался и принюхивался. Вот под чьей-то ногой, метрах в пяти, хрустнула ветка. Вот кто-то задел тяжелую еловую лапу, и ее запах защекотал ноздри воина. Кто-то подошел совсем близко и теперь в упор, не шевелясь, смотрел на легата.
