У научной фантастики имеется собственная вотчина в литературе, которая сильно отличается от всех других и ближе всего к приключенческому жанру. Мечтатели, сказочники и фантазёры, вроде Александра Грина, лишь отчасти похожи на Александра Беляева (1884–1942), одного из пионеров и столпов отечественной научной фантастики, сочинявшего научно-технические сказки на фоне крепчавшей классовой борьбы. Беляев младше Грина всего на четыре года, но начало его литературного творчества пришлось на рывок России из прошлого в будущее, и он как бы оседлал волну футуристических ожиданий и обещаний невиданных чудес. Обещала их наука, а подогревал социальный эксперимент неслыханного масштаба – так называемый «красный проект». Что-то получилось, что-то нет, цена оказалась огромной, и по исчерпании своих возможностей эксперимент был прекращен или же отложен до лучших времен. По этому вопросу нет согласия, споры не утихают, однако некоторые характерные для той эпохи книги не канули и продолжают читаться – сочинения Беляева в том числе.
Беляев трезво оценивал литературные достоинства своих произведений, о чем красноречиво свидетельствует воспоминание одного из его ленинградских коллег. Восхищаясь в Русском музее картиной Айвазовского «Прощай, свободная стихия!», с изображенной Репиным фигурой Пушкина, Беляев сокрушенно сетовал: «Вот если бы в мои романы кто-то взялся так же вписывать живых людей!..» И действительно, характеры его персонажей схематичны, мотивация поведения элементарна, приключенческая фабула порой изобретательна, но чаще прямолинейна и не очень убедительна, философские рассуждения не отличаются глубиной, владение языком оставляет желать лучшего, что же в остатке, в чем секрет привлекательности его сочинений для читателей?!
Вероятно, в оригинальности шокирующих ключевых образов и отчаянной смелости научных идей, точнее гипотез, и соответствующих художественных допущений. Может ли продолжать жить голова, отделенная от тела? Или человек под водой, с пересаженными от акулы жабрами? Что, если создать искусственную «вторую луну» для изучения космоса, назвав ее в честь К.Э. Циолковского «Звезда КЭЦ»? Или же сконструировать дальнобойный излучатель для массового гипноза и телепатического внушения тех или иных установок, изменяющих поведение не только людей, но и животных, – к чему это способно привести? Путь к лучезарному будущему открывает наука или ящик Пандоры? Конечно, путь. Необходимо только разобраться, кто или что этому мешает!
И это идеи не такие уж сумасшедшие, и образы не совсем сказочные. Без фантазий о ковре-самолете не поднялись бы в свое время монгольфьеры, не взлетели аэропланы, не понеслись ракеты к другим планетам. Атом мы уже расщепили, овечку клонировали, а обездвиженный астрофизик Хокинг в компьютеризированной коляске – чем не голова профессора Доуэля? Как признавался Беляев, замысел сюжета о подобной голове возник в его голове на основании личного опыта: «Болезнь уложила меня однажды на три с половиной года в гипсовую кровать. Этот период болезни сопровождался параличом нижней половины тела. И хотя руками я владел, все же моя жизнь сводилась в эти годы к жизни „головы без тела“, которого я совершенно не чувствовал – полная анестезия…»
Этот первый его фантастический рассказ, позднее дописанный и переделанный в роман, был опубликован в те годы, когда изобретатель Брюхоненко начинал свои шокирующие опыты с отрезанной собачьей головой, подключенной к аппаратам искусственного кровообращения и насыщения крови кислородом. И что для собаки смерть, то для медиков – революционная технология спасения жизней. Стоит привести свидетельство знаменитого пианиста Нейгауза об этом изобретателе, который был еще и поразительным музыкантом, способным одновременно играть одной рукой «Боже, царя храни!», а другой «Интернационал» так, что при этом не возникало никакой какофонии! И такого рода экстравагантных изобретателей и экспериментаторов, провидчески мысливших ученых и прожектёров было немерено в тогдашнем мире, катившемся к войне.
