Гончаров без глянца

© Фокин П. Е., составление, вступительная статья, 2013

© Оформление. ЗАО ТИД «Амфора», 2013

«Русская суть», которая называется русскою душою, русскою стихиею, – и которая во всяком случае есть крупнейший кусок нашей планеты и большое место всемирной культуры, – эта душа или стихия получила под пером Гончарова одно из величайших осознаний себя, обрисований себя, истолкований себя, размышлений о себе.

В. В. Розанов

Даже как-то трудно сразу поверить и осознать, что Гончаров был однокурсником Лермонтова. Такие разные судьбы! Такие разные характеры! Они расположены в разных исторических периодах русской литературы. Лермонтов, для нас, – наследник Пушкина. Гончаров – вместе с Тургеневым, Достоевским, Островским, Некрасовым – «вышел из гоголевской „Шинели“». Литературный успех пришел к Гончарову, когда Лермонтов уже шесть лет лежал в могиле и числился в ряду классиков. А ведь Гончаров был на два года старше Лермонтова. Гончаров переживет и Тургенева, и Достоевского, и Островского с Некрасовым, не говоря уж о Гоголе. Но когда он мирно опочит в 1891-м, многие современники удивятся: в последний раз всеобщее внимание читателей и критики к его творчеству было вызвано романом «Обрыв» в 1869-м!

Лермонтов яростной кометой прожег небосклон отечественной словесности; звезда Гончарова, как далекий пульсар, мощными вспышками напоминала о себе раз в десять лет. Слово Лермонтова – звонкое, литое, насыщено энергией неукротимого темперамента и страсти; Гончаров элегичен, мягок, добродушен и деликатен. Даже лирика Лермонтова масштабна, с эпическим гулом; романы Гончарова, напротив, насквозь пронизаны лиризмом. И однако их внешнее различие не нарушает общей картины русской литературы классического периода, они дополняют ее необходимыми чертами. И Лермонтов, и Гончаров – ключевые фигуры своего литературного поколения: Лермонтов заявил проблему изображения «героя времени» как важнейшую задачу современного писателя, Гончаров поставил вопрос о художественном исследовании особенностей национального характера, – между этими гносеологическими полюсами будет формироваться ток высокого интеллектуального напряжения всей русской литературы XIX века.

Литературная карьера Гончарова парадоксальна. Ее и карьерой-то назвать нельзя. Пожалуй, даже привычное словосочетание «творческий путь» здесь не совсем уместно: все свои романы он задумал во второй половине 1840-х, но дописывал их, выписывал – годами и десятилетиями.

Менялись времена и эпохи – и какие! (проиграна Крымская война, отменено крепостное право), – а Гончаров точно и не замечал их. Жил в своем – романном – мире, погруженный в пластику слов, нюансы человеческой психологии, в детали повседневного быта и отношений. Он – столичный житель и многолетний цензор периодической печати, бывший в курсе всех новостей и имевший широкий и разнообразный круг знакомств, – берясь за перо, уж точно «уносился мыслью в далекие эмпиреи», забывал про бурление общественной жизни, журнальные споры, светские новости и служебные заботы. «Кто виноват?», «Что делать?» – беспокоились герои нового времени, а его Обломов, будто нарочно, знай себе полеживал на диване в размышлении, спустить ли ему ногу в домашнюю туфлю али погодить.

И – удивительно! – этот зачарованный цензор своим степенным, миролюбивым искусством побеждал суетные времена и громокипящие эпохи: читатели, возносившие на пьедестал каждое горячее слово, обращенное к современности, каждый лозунг и кукиш в кармане, читали и перечитывали его неспешное, обстоятельное, изобильное повествование, обсуждали его – на первый взгляд, «не от мира сего» – героев и героинь, признавали их не только жизненными, но и