Хорошо быть красивыми,
быстрыми
И, кострами дразня темноту,
Любоваться безумными искрами
И как искры сгореть — на лету!
Марина Цветаева
Человек устроен так,
что когда что-то зажигает его
душу
— всё становится
возможным.
Жан де Лафонтен
Серый дождь барабанил по машине так
звонко, что монотонная дробь еще долго раздавалась в моих ушах
после его окончания. Я смотрела на капли дождя, оставшиеся на
стекле, смотрела, как они стекали вниз, образуя извилистые дорожки,
и думала о том, как вновь придется начинать все сначала. В новом
городе, в новом доме, в новой школе, с новыми людьми. Для
подростка, который уже не в полной мере ощущал себя подростком, это
очень нелегко, порой, даже слишком. Мне семнадцать лет. И все, что
я знала о постоянстве вещей, вместилось в четыре картонных коробки
и два чемодана.
Я посмотрела на папу, смиренно
везущего меня в ненавистный новый город. Он не сожалел о переезде
ни капельки, хотя и был главным виновником смены декораций. В
погоне за деньгами и новой должностью для папы оказалось раз
плюнуть поскупиться дочкиными ценностями. Из Питера в Москву - вот
это удача! И неважно, что мы и так часто переезжали, потому что мой
папа долгое время был военным. А я даже не успевала запоминать
имена своих одноклассников.
Все свое детство я не имела
собственного дома. И чем дольше это продолжалось, тем больше мне
хотелось его иметь. И в Питере, где мы прожили последние четыре
года, у меня он был. Уже в прошедшем времени.
Наверное, когда-нибудь у меня будет
дом, свой, настоящий дом, в котором я проживу всю свою жизнь. Там
будет много красивых и уютных вещиц, тех, без которых сейчас я могу
обойтись, потому что и дома-то своего, по сути, никогда не было. Но
свое жилище я обустрою так, что не будет казаться, что еще
чуть-чуть и тебя уже здесь не будет. Вроде как живет человек в
доме, но чемоданы разобраны наполовину, и одна нога этого самого
человека уже где-то там, в другом доме. Нет, мой дом будет
единственным и неповторимым, самым реальным. Будет много маленьких
подушек в восточном стиле, растений в ярких горшках, фотографий в
красивых, но неброских рамках, светильников в стиле Тиффани, и
много книг. Много-много книг, которые время от времени я буду брать
с полки, садиться в кресло с чашкой какао и окунаться в новые или
слегка забытые истории. Все это у меня будет. Когда-нибудь, но не
сейчас.
Как напоминание о моем старом доме,
где осталось все то, что я любила, раздалась громкая мелодия
телефона, говорящая только об одном - звонила моя мама, пару дней
назад вынужденная отправиться в Тамань, чтобы помогать моей
бабушке, умудрившейся сломать руку, спускаясь по лестнице.
- Привет, мам! Как бабушка? - спросила я, распрямляя затекшие
ноги.
- Хорошо. Вы уже приехали?
Вопрос звучал слишком громко для уха
того, кто проснулся в четыре утра, чтобы выехать без пробок.
Впрочем, мамин голос никогда и не звучал тихо.
- Нет, мы еще в пути, - глубоко вздохнула я на последнем слоге и
приложила к стеклу ладошку. Этакая одинокая ладошка, прижатая к
стеклу машины. Никто ее не коснется, кроме холодного стекла.
- И скоро приедете?
Вдалеке послышался крик чаек, и я
тут же представила, как мама стоит на веранде бабушкиного
кирпичного домика, пьет горячий кофе и смотрит на море, виднеющееся
вдали. Как часто я сама стояла на том же самом месте и вглядывалась
в эту синеву, вдыхая свежий морской воздух и вбирая в себя
солнечный свет, весь, без остатка. Этот дом был самым родным для
меня, тем местом, где всегда чувствуешь любовь и спокойствие, куда
всегда хочется возвращаться. Но возвращалась я туда с разрешения
родителей лишь летом, и всего на месяц. А этого, разумеется, мне
было всегда мало.
