«Роман читается с особенным настроением, когда узнаёшь историю автора. Это впечатанные в строки признание, посвящение, колыбель памяти. Воздушно, с юмором и чувственностью Лана рассказывает о любви. Найти своего человека – особенная удача. К сожалению, находятся люди, использующие других, в этом их большая ошибка – за фальшивкой всегда стоит пустота. Но любовь всё победит, залечит, и даже воскресит, если нужно. В изящном love contemporary романе можно пройтись по Парижу и виноградным полям Прованса, пока герои решают, какой же им сделать выбор.»
Татьяна Рамос, литературный редактор.
«Ваниль. Поверьте, в этой книге ее достаточно, при этом в меру и с тонким вкусом. Я давно оценила авторскую кухню Ланы. С удовольствием проглотила эту историю и жду добавку.»
Марина Генцарь-Осипова, писатель и наставник русскоязычных авторов, основатель сообщества «Пиши как художник»
– Блошка моя1, для чего тебе этот Париж? – руки мадам Бланше то поднимались к небу, то опускались. Она в беспокойстве прохаживалась по комнате, и, наконец, присела на кровать.
Клэр молчала и только деликатно складывала вещи в чемодан.
– Там серость, суета. И моря нет.
Клэр пожала плечами, не поворачиваясь:
– Надену шарф.
– Ты ведь и на Лазурном можешь найти работу с твоим-то опытом. Или перебраться в Марсель, до него рукой подать. Мы с отцом столько сил вложили в твое воспитание, а теперь и ты меня оставляешь, – голубые глаза мадам Бланше смотрели умоляюще, она глубоко вздохнула, подчеркивая неприязнь к столице Франции.
– Да, маман, – ласково ответила Клэр.
В комнате царил торопливый шорох. Детские портреты на стенах, пара игрушек, фотоальбомы, призы и кубки за первые места в конном спорте, фото с выпускного, на которых Клэр Бланше из воробушка год за годом превращалась в девушку, беспристрастно наблюдали за происходящим. Старинная лампа ручной работы покрылась тонкий налетом пыли. Фарфоровые подсвечники-лебеди, купленные на день рождения маман, уже не зажигались по праздникам. Старинная мебель, доставшаяся в наследство от бабушки – комод из светлого дуба и туалетный столик —сиротливо опустела. Решилась. Девочка, выросшая в родительском поместье, сосредоточенно складывала старые вещи в надежде обрести новое будущее. Пальто, шарф, джинсы. Говорят, в ноябре в Париже бывает прохладно. Крупные петли на свитере, связанном мамой, напоминали переплетенную паутину жизненных неудач. Клэр бережно положила его поверх остальных вещей.
Как я в нее попала?
– Подумаешь, с работы уволили, – продолжала мадам Бланше, – и этот… оказался… непорядочным. В жизни и не такое бывает. Но мчаться на другой конец Франции? Клэр, ма шери, опомнись! Море, воздух… От себя не убежишь.
Ее голос звучал уверенно: мама умела убеждать. Клэр выпрямилась, и ее стройная фигура напомнила восклицательный знак. Отголоски воспоминаний оживились в памяти. Да, на работе подставили. Да, не повезло в любви. И тот несчастный случай, после которого заново научилась ходить… Жизнь безразличной рукой отняла у Клэр всё.
Знакомьтесь, неудачница Клэр Бланше.
– И это увлечение – тортики печь, – мадам Бланше пустила в ход последний аргумент. – Это что, кризис тридцатилетних? Поверь, сердце мое, ты непременно разочаруешься. Разве этого хотел отец?
Клэр вздрогнула, но продолжила перебирать вещи и воспоминания в памяти. Взгляд устремился в окно: туда, где солнце недавно обнимало теплом виноградные листья.
Разве этого хотел отец? Нет.
Винодел месье Бланше хотел, чтобы семейное дело продолжали, из поколения в поколение передавали опыт и искусство виноделия. Он мечтал, чтобы дочь ухаживала за гектарами плодоносной земли, одной рукой изящно дегустируя вино, а другой – управляя трактором. «Лучше бы вместо меня родился мальчик», – бормотала про себя Клэр, каждый раз натягивая резиновые сапоги. Невезучая, но светлая. С живинкой. Как и имя.
