Я оттирал от смазки наган. За длительное время она успела изрядно подсохнуть, и процесс продвигался неспешно: смазка плотно облепила маховик и забилась в каморы барабана, отходила с трудом. Я орудовал то металлическим ёршиком, то тряпкой.
Несмотря на то что занятие было не из чистых, нос щекотал запах оружейной смазки, а металл холодил руки – всё же процесс успокаивал. Я невольно вспомнил события сегодняшнего утра.
Февраль в этом году выдался на удивление тёплым. Как обычно, проснувшись без будильника, первым делом я покормил Кнута – пятилетнего кобеля среднеазиатской овчарки. Он радостно встретил меня: то подпрыгивал, то вертелся, словно щенок, хотя весил он килограммов шестьдесят. Но и повод был – я нёс полную миску говяжьих обрезков.
Затем я занялся собой: утренняя гигиена, яичница с колбасой и овощами на завтрак. Марина, моя жена, уже тоже поднялась. Она выходила на работу раньше меня – завтракала обычно на рабочем месте. Работала инженером на предприятии в другом конце города. Я же был кладовщиком при производственном цехе одной торговой фирмы. До работы добирался пешком – двадцать пять минут неспешного хода.
Потрепав Кнута за загривок и сообщив ему, что он остаётся за старшего, я запер калитку и отправился.
На полпути, в районе Левого берега – одного из районов Мариуполя – раздались два оглушительных взрыва. Они разорвали утреннюю тишину. За те восемь лет, что тлел, вспыхивал и снова затухал конфликт – который мы называли войной, а государство – АТО, – мы уже привыкли к канонаде и далёким разрывам. В сам город прилетало нечасто.
База нашего предприятия находилась в промзоне Ильичёвского района, почти на окраине. Подойдя к воротам, я увидел сторожа – тот выглядел явно взволнованным.
—Наконец-то ты пришёл! – выпалил он.
—Ты что, соскучился? – попытался я пошутить.
Он проигнорировал шутку:
–Дима, началась война. Сестра звонила – Харьков под обстрелом.
И будто в подтверждение его слов где-то в городе снова грохнули взрывы. Сторож сжался, семеня к своему «Ланосу», двигатель которого уже работал.
—А расписаться за вскрытие? – крикнул я ему вслед.
Он уселся, опустил стекло и, не поворачивая головы, сказал:
– Журналы на столе в сторожке. Что хочешь – пиши.
«Ланос» тронулся в сторону ворот.
В восьмом часу начали подъезжать производственники. Мы не переодевались, стояли у входа, переглядывались, обсуждали, что делать. Канонада усиливалась. Земля гудела, принимая смертельные подарки. Железный ангар, где размещались склад и производство, дрожал, резонируя в такт взрывам.
—Погнали домой, – сказал Фёдорович, начальник производства. – Соберёмся, когда всё утихнет.
И тут раздался взрыв. Одна из стен моего склада превратилась в дуршлаг. Ударило по ушам. Меня оглушило.
Вот я дома. Позвонил жене и сказал, чтобы бросала всё и ехала домой. Затем достал из тайника наган 1920 года выпуска, который вместе с кобурой нашёл несколько лет назад на чердаке старого дома. Сохранился он неплохо, но время и сырость оставили на нём следы.
Марина вернулась домой почти одновременно с тем, как я закончил очистку револьвера от консервационной смазки.
—И что дальше, Толстый? – спросила уставшим голосом Марина.
Да, Толстый – это я. Друзья детства и жена называют меня именно так. Полнота, которой я был когда-то обременён, покинула меня больше двадцати лет назад, а вот прозвище так и прилипло.
– Как что делать? – пожал я плечами. – Будем выживать. Иного выхода нет. Мы с Кнутом будем вас с мамой защищать.
– Вот с этим? – кивнула она на кобуру, лежащую на столе. Я скорчил кислую мину.
– Ну… с чем есть.
– А самое главное, – продолжил я, – если с таким аппаратом прихватят, то вряд ли примут за лазутчика.
