В мокром лесу за спиной чирикали и хохотали, сбившись в стайки, смешные птички перелески, как назвала их Мышь (именно так все называли врача Марину Мышкову), и это название тут-же было внесено в местную энциклопедию, составляемую насмешником Ториллом Ингордом, экзобиологом, врачом, этнографом и самозваным летописцем экспедиции. Впрочем, гордое именование "экспедиция" тоже было присвоено, совершенно без оснований, самым арапским образом, Ансельмом Горгом, задумавшим и организовавшим сиё безумное мероприятие.
Небо здесь было королевского фиолетового оттенка с синим эллипсом местного светила ZEN5905, и смотреть на него интереса не представляло, почему-то всегда возникало ощущение, будто ты в плавках торчишь в февральской тундре Ямала. Океан, наоборот, радовал жижей оранжево-зелёного оттенка, но Герт уже разведал, что у дна вода совершенно прозрачна, и впечатление грязевой ванны обманчиво. Соли не хватало этой водичке, а мельчайшая водорослевая взвесь придавала сладковатое послевкусие. Водоросли, впрочем, опасности для желудка не представляли, что-то вроде земного хлорофилла. Вообще, свежеоткрытая экзопланетка Годива, до которой ещё не добрались отряды научной братии, по биологическим параметрам являла собой копию Земли, иначе их здесь не было-бы.
Песок, набросанный на пляже круглыми холмами, был крупной фракции, колющий острыми гранями, и приходилось постоянно ходить в обуви. Герт задумчивым взглядом проводил рыбачивших в волнах заглядков, четырёхкрылых, тоже жёлто-грязных, с длинными пальцами, хватающих плавающую у поверхности живность и запихивающих добычу глубоко в пасть. Дикость! Плезиозавров-бы на вас, или акул напустить. А вот вид стоящего чуть накренившись, "Алвариша", создавал совершенно сюрреалистическое впечатление, старинная каравелла в глубинах космоса. Всё-таки, Ансельм с его сумасшедшим воображением это здорово придумал, на всю жизнь воспоминание о причудах бытия. Герт отвернулся от моря и увидел группу ребят, вышедших из тени леса, наверное, за фруктами ходили. Маленькая Мышь, прижимая к голой груди охапку чего-то синего, задорно помахала свободной рукой, махнула пару раз в сторону "Алвариша", названного в честь капитана флагманского корабля Васко да Гама, припрыгивая, поспешила к причалу.
На борту "Алвариша" царила суматоха, свидетельствующая о скором окончании работ, ситуация рутинная и самая нудная, но необходимая, когда в последний момент оказывается, что любимая полочка над кроватью висит на двадцать сантиметров ближе к иллюминатору, чем хотелось-бы прекрасной владелице, или экран эхолота не соответствует разрешению самого прибора, и глупые монтировщики чешут затылки, перебирая программы, приведшие к недоразумению.
С палубы форкастля раздавался громкий смех девушек и змеиный голос Торилла, двухметрового белобрысого классического скандинава, рассказывающего страшные байки из арсенала этнологов:
– Лет пятьсот назад в разных фольклорах были распространены легенды о чудищах, любящих закусить человеческой плотью, пишачи, ракшасы, прета, но самые страшные назывались "чудо-вудо", родом с диких островов Карибских морей, или их родственники веталы, которые вселялись в умерших людей и посредством этого добывали еду среди живых. Представляете, девчонки, их почти невозможно было отличить от обычных людей, разве что по мутному взгляду, бессвязной речи, ковыляющей, неуклюжей походке… Здесь, на Годиве не хотите встретить?
– Кажется, недавно я встречала подобного, – раздался захлёбывающийся от смеха голос Милки Кравены, – Это было после выпускного бала, ночью, во дворе сити-холла. Запах, действительно был ещё тот, смесь джина и текилы. И это чудо-вудо, почему-то нельзя было отличить от тебя, Торилл. Что скажешь на такой фольклор? И это могло-бы объяснить появление чуда-вуда здесь, на Годиве…
